В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же «то», и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул на нее. Она с открытым ртом и с неотертыми слезами на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела на него. Ему жалко стало ее.

«Да, я мучаю их, – подумал он. – Им жалко, но им лучше будет, когда я умру». Он хотел сказать это, но не в силах был выговорить. «Впрочем, зачем же говорить, надо сделать», подумал он. Он указал жене взглядом на сына и сказал:

– Уведи… жалко… и тебя… – Он хотел сказать еще «прости», но сказал «пропусти», и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукою, зная, что поймет тот, кому надо.

И вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг всё выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон. Жалко их, надо сделать, чтобы им не больно было. Избавить их и самому избавиться от этих страданий. «Как хорошо и как просто, – подумал он. – А боль? – спросил он себя. – Ее куда? Ну-ка, где ты, боль?»

Он стал прислушиваться.

«Да, вот она. Ну что ж, пускай боль».

«А смерть? Где она?»

Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.

Вместо смерти был свет.

– Так вот что! – вдруг вслух проговорил он. – Какая радость!

Для него всё это произошло в одно мгновение, и значение этого мгновения уже не изменялось. Для присутствующих же агония его продолжалась еще два часа. В груди его клокотало что-то; изможденное тело его вздрагивало. Потом реже и реже стало клокотанье и хрипенье.

– Кончено! – сказал кто-то над ним.

Он услыхал эти слова и повторил их в своей душе. «Кончена смерть, – сказал он себе. – Ее нет больше».

Он втянул в себя воздух, остановился на половине вздоха, потянулся и умер.

25 марта 1886 г.

Я узналъ о смерти Ивана Ильича въ суд.6 Въ перерыв засданія по скучнйшему длу Мальвинскихъ мы сошлись въ кабинет Ивана Егоровича Шебекъ. Нашъ товарищъ открылъ газету и перебилъ нашъ разговоръ.

– Господа: Иванъ Ильичъ умеръ.7

– Неужели?

– Вотъ читайте.

И я прочелъ: едоровна Головина съ душевнымъ прискорбьемъ извтьщаетъ родныхъ и знакомыхъ, что 4-го Февраля скончался ея мужъ членъ Московской судебной Палаты Иванъ Ильичъ8 ла <будетъ>.... и т. д.

9Иванъ Ильичъ былъ нашъ товарищъ и хорошій знакомый.10 Онъ давно боллъ11и было соображеніе о томъ, что Винниковъ, вроятно, займетъ его мсто. Алексевъ на мсто Винникова, и я могу получить мсто Алексева, что составитъ для меня 800 р. прибавки кром канцеляріи.

– Такъ умеръ. А я такъ и не былъ у него съ прізда. Все собирался.

– Что было у него состояніе?

– Кажется, ничего. Жалко. Надо будетъ захать. Они гд жили?

– На Прсн домъ Бловой – знаете, какъ, продете мостъ.....

И мы поговорили еще кое о чемъ и пошли въ засданіе. Какъ всегда бываетъ при извстіи о смерти знакомаго, я подумалъ столько: Каково: умеръ таки; а я вотъ нтъ.12 Скучны эти визиты соболзнованія, а надо захать.

Вечеромъ я захалъ. Я вошелъ съ13 тмъ обыкновеннымъ чувствомъ превосходства, свойственнымъ живымъ передъ мертвыми. Внизу, гд послдній разъ мы расходились посл винта, въ которомъ я назначилъ шлемъ безъ двухъ, у вшалки стояла крышка гроба съ вычищеннымъ новенькимъ галуномъ. Дв дамы въ черномъ сходили съ лстницы. Одна – его сестра. Товарищъ14 нашъ Шебекъ съ англійскими бакенбардами, во фрак, на верхней ступени узналъ меня и кивнулъ черезъ дамъ, подмигивая, какъ бы говоря: какъ глупо. То ли дло мы съ вами.15 Я вошелъ, пропустивъ дамъ, пожалъ руку16 Шебеку, и онъ вернулся, я зналъ, затмъ, чтобы сговориться, гд повинтить нынче. Я17 вошелъ въ комнату мертвеца, какъ обыкновенно, съ недоумніемъ о томъ, что собственно надо длать. Одно я знаю, что креститься въ этихъ случаяхъ никогда не мшаетъ.18 Я крестился и кланялся и вмст оглядывалъ комнату. Молодые два человка, кажется, племянники, выходили,19 потомъ старушка молилась, дьячекъ городской бодрый, ршительный, читалъ съ выраженьемъ, исключающимъ всякое противорчіе, буфетный мужикъ Герасимъ20 что то посыпалъ по полу.21 Въ послднее посщеніе мое Ивана Ильича я засталъ этого мужика въ кабинет, онъ исполнялъ должность сидлки,22 и стоялъ гробъ. Я все крестился и слегка кланялся23 по серединному направленію между гробомъ, дьячкомъ и образами. Потомъ, когда это движеніе крещенія рукою показалось мн уже слишкомъ продолжительно, я пріостановился и сталъ разглядывать мертвеца. Онъ лежалъ, какъ всегда, особенно утонувши въ гробу – и въ глаза бросались восковой лобъ, вострый носъ немного на бокъ и руки, желтыя его руки, слабыя,24 съ отогнутыми кверху послдними суставами пальцевъ. Онъ очень перемнился, но, какъ вс мертвецы, былъ очень хорошъ и серьезенъ. Серьезность эта мн показалась неумстной.25 Я посмотрлъ и только что почувствовалъ, что зрлище это притягиваетъ меня, я быстро повернулся и пошелъ прочь къ26 Шебеку, ждавшему меня у притолки. Я зналъ, что онъ молодедъ, и если мн какъ то неловко было бы ссть нынче за винтъ, онъ не посмотритъ на это и весело щелкнетъ распечатанной27 колодой въ то время, какъ лакей будетъ раставлять 4 необозженныя свчи. Но видно, не судьба была винтить нынче вечеромъ. Прасковья едоровна, толстая, желтая, вся въ черномъ, съ совершеннымъ видомъ вдовы (мн поразило, глядя на нее, какъ однообразенъ видъ вдовъ, – сколько я видалъ точно такихъ), подошла ко мн, вздохнула взяла меня за руку.

– Я знаю, что вы были истиннымъ другомъ....

Какъ тамъ надо было креститься, здсь надо было пожать руку, вздохнуть и сказать: «поврьте».... Я такъ и сдлалъ и почувствовалъ, что я тронутъ и она тронута.

– Пойдемте, дайте мн руку, – сказала она. – Мн нужно поговорить съ вами.

Я подалъ руку, и мы направились во внутреннія комнаты мимо28 Шебека, который печально подмигнулъ мн.29 «Вотъ те и винтъ! Ужъ не взыщите, другаго партнера возьмемъ. Нечто впятеромъ, когда отдлаетесь». Я вздохнулъ еще глубже и печальне, и Прасковья едоровна благодарно пожала мн руку.