Въ конц55 Августа Иванъ Ильичъ вернулся изъ Петербурга въ деревню къ зятю, у котораго жила жена съ дочерью.

Отношенія Прасковьи едоровны съ семействомъ56...... были самые натянутые. Подразумвалось и всмъ такъ разсказывалось, что мы такъ давно не видались и такъ счастливы провесть лто вмст, что нетолько разговора, но и мысли не можетъ быть о томъ, что семейство Ивана Ильича занимаетъ комнаты, сть, пьетъ, длаетъ нечистоты, которые должна исправлять все таже прислуга, подразумвалось, что вс этимъ очень счастливы, въ дйствительности же своякъ Ивана Ильича, хозяинъ, каждый день ложась спать, говорилъ жен:57

– Несносно. Вдь надо честь знать, эта безсовстность – поселиться и жить. – Эта каторга. И эти претензіи!

– Да ну, чтоже, теперь уже недолго.

– Недолго! Я конца не вижу этому. Очевидно, онъ испортилъ своей самоувренностью, и ему ничего не дадутъ. Да и что онъ за драгоцнность, что ему сейчасъ мсто предсдателя? Ничего ему не дадутъ. А мы неси все это.

Такъ было со стороны хозяевъ. Со стороны гостей было тоже. Прасковья едоровна говорила, что такой ladrerie58 (она ее замчала) она не видывала и не ожидала и что это – мученье, которое въ жизнь не забудетъ. Видть, что трясутся надъ каждымъ кускомъ. (Она преувеличивала; но въ этомъ была и доля правды) и что если бы она знала, она лучше бы въ изб на черномъ хлб жила. Но въ изб на черномъ хлб она и не пыталась жить. Говорила же она это все59 въ такой преувеличенной форм для того, чтобы мучать этими рчами Ивана Ильича. И Ивана Ильича это мучало ужасно. И60 Иванъ Ильичъ въ это послднее время не видалъ добраго лица на своей жен, не слыхалъ добраго слова. – Что было еще хуже, дочь отъ скуки и жиру начала кокетничать съ учителемъ. И во всемъ этомъ былъ виноватъ61 Иванъ Ильичъ. Такъ было внутри, наружно же все было очень прекрасно.62 Когда прізжалъ сосдъ и посл обда выходилъ съ гостями на каменную терасу и лакей въ бломъ галстук разносилъ кофе, и вс другъ другу улыбались, и невстка улыбалась, и хозяинъ говорилъ, что у нихъ нынче особенно весело лтомъ, гостямъ казалось, что тутъ рай. А тутъ былъ адъ. И въ этомъ аду съ страхомъ того, что изъ него не выберешься, жилъ Иванъ Ильичъ. Въ послднее свое пребываніе въ деревн у зятя онъ,63 щепетильный и самолюбивый человкъ, замтилъ, что онъ въ тягость, и что въ отношеніяхъ къ нему примшивается оттнокъ презрнія, а отъ жены и дочери кром упрековъ не слыхалъ ничего.

Въ Август, почти въ отчаяніи успть въ своемъ дл, Иванъ Ильичъ похалъ еще разъ въ Петербургъ. Онъ халъ только за однимъ64 – исхитриться выпросить мсто въ 7 тысячъ жалованья. Онъ уже не держался никакого министерства, направленія, рода дятельности. Ему нужно было мсто —мсто съ 7-ю тысячами. Безъ мста съ 7-ю тысячами – погибель. Онъ не допускалъ возможности этой погибели; но в эту поздку онъ уже ршилъ, что не по юстиціи, то по администраціи, по банкамъ, по желзнымъ дорогамъ, императрицы Маріи, даже таможни – но 7 тысячъ. И онъ халъ, везя себя на базаръ,65 кому понадобился, кто дастъ больше. Опять эта цль поздки его была настоящая, существенная; но подразумвалось совсмъ не то – подразумвалось, что отецъ Ивана Ильича былъ очень плохъ. Онъ жилъ въ Царскомъ, и давно уже66 ждали его смерти. «Il est all'e voir mon pauvre beau p`ere. Il ne fera pas du vieux os. Et Jean a toujours 'et'e son favori»,67 – говорила Прасковья едоровна и говорилъ Иванъ Ильичъ. И вотъ эта поздка Ивана Ильича увнчалась удивительнымъ, неожиданнымъ успхомъ. Въ Курск подслъ въ 1-й классъ къ Ивану Ильичу знакомый и сообщилъ свжую телеграмму, полученную утромъ губернаторомъ, что въ министерствахъ произойдетъ на дняхъ перетасовка: Петръ Петровичъ, новое лицо, поступалъ на мсто Ивана Петровича, Иванъ Ивановичъ на мсто Пет. И., П. И. на мсто И. П., а Ив. П. на мсто Ивана Ивановича. До самой Москвы Иванъ Ильичъ бесдовалъ съ знакомымъ о томъ, какіе и какіе послдствія выйдутъ для Россіи отъ этой перемны. Въ разговор тоже подразумвалось – для Россіи, въ дйствительности же интересъ разговора состоялъ въ соображеніи послдствій отъ этой перетасовки для полученія мстъ съ деньгами для самихъ себя и своихъ знакомыхъ. Предполагаемая перетасовка, вводя новое лицо – Петра Петровича и, очевидно, его друга Захара Ивановича, была въ высшей степени благопріятна для Ивана Ильича. Захаръ Ивановичъ былъ товарищу другъ и человкъ обязанный Ивану Ильичу. Въ Москв извстіе подтвердилось. A пріхавъ въ Петербурга, Иванъ Ильичъ нашелъ Захара Ивановича и получилъ общаніе врного мста въ томъ же своемъ министерств. И черезъ недлю телеграфировалъ жен: «Захаръ мсто Шлеера при первомъ доклад получаю назначеніе Москву».

Вс ожиданія Ивана Ильича оправдались. Онъ получилъ назначеніе то, которое даже уже не ожидалъ, получилъ такое назначеніе, въ которомъ онъ сталъ на дв степени выше своихъ товарищей, 8 тысячъ жалованья и подъемныхъ 3500.

Какъ горе одно не ходитъ, такъ и радости. Для Прасковьи едоровны къ радости этого извстія примшивалось одно еще горе – это вопросъ о томъ, какъ перехать и меблировать домъ такъ, чтобы можно было вызжать въ высшемъ московскомъ свт (это была 20-лтняя мечта Прасковьи едоровны) подъ предлогомъ вывоза дочери. Денегъ не было. Мебель, оставшаяся въ провинціи, была не такая, при которой бы можно было вызжать, а на 3500 ничего завести нельзя. Это одна гостиная. И тутъ же въ этомъ мсяц разршилось и это затрудненіе. Старикъ отецъ Ивана Ильича умеръ дв недли посл назначенія своего сына. У старика ничего не было, кром пенсіи въ 6000; но у него была прелестная мебель и вещи. Домъ его былъ игрушка художественной vieux saxe – бронзы, мебель старинная – та самая, что въ мод, и все это перешло къ Ивану Ильичу. Первая телеграмма Ивана Ильича была такая: «Папа тихо скончался 17-го въ 2 часа дня. Похороны субботу. Не жду тебя. «Вторая телеграмма: «Акціи и билеты поровну намъ и Саш. Всего было на 12 тысячъ, движимость вся мн».

– Я очень рада за Jean, – говорила Прасковья едоровна,– что онъ закрылъ глаза своему отцу. Я его мало знала, но тоже любила. Моя судьба не выходить изъ траура.

Такъ что вдругъ изъ самого труднаго положенія Иванъ Ильичъ. съ семьей пришелъ въ самое пріятное.

Когда Иванъ Ильичъ вернулся въ деревню съ разсказами о томъ, какъ его вс чествовали, какъ вс т, которые были его. врагами, были посрамлены и подличали теперь передъ нимъ, какъ ему завидуютъ за его положеніе, в особенности какъ вс его сильно любили въ Петербург, Прасковья едоровна уже привыкла къ этой манер разсказа Ивана Ильича, когда онъ былъ въ дух. Сама она никогда не замчала, чтобы въ ее присутствий другіе особенно нжно обращались къ Ивану Ильичу, но по его разсказамъ, когда онъ былъ въ дух, всегда выходило, что у всхъ людей въ Петербург за его послднее пребываніе тамъ была одна забота, одна радость – чествовать Ивана Ильича, услуживать ему, говорить ему пріятное. – Отношенія въ семь зятя тотчасъ же тоже перемнились. Головины собрались узжать, какъ только готова будетъ квартира въ Москв, и уже ими нетолько не тяготились, а ухаживали за ними, стараясь загладить прошедшее.

Иванъ Ильичъ пріхалъ на короткое время 10 сентября, ему надо было принимать должность и, кром того, нужно было время устроиться въ Москв, перевезти все изъ провинціи, изъ Петербурга, прикупить, призаказать еще многое – однимъ словомъ, устроиться такъ, какъ это ршено было давно въ душ Прасковьи едоровны. И планъ Прасковьи едоровны, дома элегантнаго, свтскаго, высокаго лица, вывозящаго дочь, нравился Ивану Ильичу. Нетолько нравился, но Иванъ Ильичъ, притворяясь, что это – планъ жены, самъ лелялъ эту мысль. И теперь, когда все устроилось такъ удачно и когда они сходились съ женою въ цли, и кром того, они мало жили вмст, они такъ дружно сошлись, какъ не сходились съ первыхъ лтъ женатой своей жизни. Таничка дочь совсмъ разсіяла, бросила кокетничать съ студентами и вся отдалась прелестному будущему в Москв.

Иванъ Ильичъ было думалъ увезти семью тотчасъ же; но настоянія сестры и зятя: «Какъ это можно? Куда же вы въ гостинницу? Теперь еще такъ хорошо въ деревн; а для насъ такая радость. A Jean пусть устраиваетъ и можетъ прізжать – тутъ десять часовъ въ позд – и у насъ». И ршено было хать одному Ивану Ильичу. Иванъ Ильичъ ухалъ, и веселое расположеніе духа и удача, одно усиливающее другое, все время не оставляли его.

Нашлась квартира прелестная – то самое, что мечтали мужъ съ женой – широкіе, высокіе, въ строгомъ стил пріемныя комнаты, удобный, скромный кабинетъ, комнаты жен и дочери, все какъ нарочно придумано для нихъ, все чисто, грандіозно, но не ново. Иванъ Ильичъ самъ взялся за устройство, распаковывалъ ящики изъ Петербурга, выбиралъ обои, подкупалъ мебель, обивку, и все росло росло и приходило къ тому идеалу, который онъ составилъ себ, и даже, когда онъ до половины устроилъ, превзошло его ожиданье. Онъ понялъ тотъ рдко изящный и широкій характеръ, который приметъ все, когда устроится. Онъ не ждалъ, что такъ полюбитъ это дло. Засыпая онъ представлялъ себ залу, какою она будетъ. Глядя на гостиную, еще не конченную, онъ уже видлъ каминъ, экранъ, этажерку и эти стульчики, разбросанные и эти прелестные отцовскіе бронзы, когда они вс станутъ по мстамъ. Его радовала мысль, какъ онъ поразитъ Пашу и Таничку. Они никакъ не ожидаютъ этого. Въ особенности отцовскія вещи. Онъ въ письмахъ своихъ и при свиданіи нарочно представлялъ все хуже, чмъ есть, чтобы поразить ихъ. Они предчувствовали это и радовались. Это такъ занимало его, что даже новая служба его, любящаго это дло, занимала меньше, чмъ онъ ожидалъ. Въ засданіяхъ у него бывали минуты разсянности: онъ задумывался о томъ, какіе карнизы на гардины, прямые или подобранные. Онъ такъ былъ занятъ этимъ, что самъ часто возился, переставлялъ даже мебель и самъ перевшивалъ гардины.

Разъ онъ влзъ на68 лсенку, чтобы показать непонимающему обойщику, какъ онъ хочетъ драпировать,69 оступился и упалъ, но, какъ сильный и ловкій человкъ, удержался, только бокомъ стукнулся объ ручку рамы. Ушибъ былъ не важный и скоро прошелъ. Вообще же Иванъ Ильичъ, какъ и писалъ и говорилъ, чувствовалъ себя отъ этой физической работы по дому лучше, чмъ когда нибудь.

Онъ писалъ: «Чувствую что съ меня соскочило лтъ 15». Онъ думалъ кончить въ сентябр, но затянулось до половины октября. За то было прелестно. Нетолько онъ говорилъ, но ему говорили вс, кто видли. Когда я былъ у Ивана Ильича и видлъ его помщеніе, оно было уже обжито, и теперь, зная, сколько70 труда было положено имъ и радости это ему доставило, я стараюсь вспомнить, но тогда я не замтилъ. Это было то самое, что видишь везд: штофъ, цвты, ковры, черное дерево, бронзы, темное и блестящее, – все то, что вс извстнаго рода люди длаютъ, чтобы быть похожими на всхъ людей извстнаго рода. И у него было такъ похоже, что нельзя было обратить вниманіе, потому что видлъ это самое тысячу разъ. А оказывается, что ему добиться этого сходства стоило большого труда, а главное, вполн заняло всего его.