Они перехали. Денегъ было мало, и жен не понравилось то мсто, куда они перезжали.94 Но все таки перехали. Жалованья было хоть и больше прежняго, но жизнь была дороже. Климатъ былъ дурной, и умеръ ребенокъ, сынъ второй. Уже было трое дтей. Осталась старшая двочка и мальчикъ неудачный – золотушный, слабый, нелюбимый.

Жена говорила, что Иванъ Ильичъ виноватъ во всемъ – и въ смерти ребенка, и говорила, что она въ отчаяніи.

Въ семь была постоянная война. Большинство предметовъ разговора наводило на вопросы, по которымъ были воспоминанія ссоръ, и ссоры всякую минуту готовы были разгораться. Оставались только кое какіе островки, на которыхъ можно было кое какъ держаться не раздражаясь. Но всякую минуту оба были готовы соскочить въ море вражды, которое заливало его со всхъ сторонъ, и всякую минуту вспыхивали ссоры, отъ которыхъ оба супруга не могли удерживаться даже при прислуг и при дтяхъ. Одно спасеніе Ивана Ильича была служба, одно утшеніе – его важность. Только въ служебномъ мір еще оставался у него тотъ уголокъ, гд онъ могъ проводить въ жизнь свою вру о томъ, что жить надо легко, пріятно и прилично.

Такъ прожилъ онъ еще семь лтъ. Послдніе два года жизнь для Ивана Ильича стала тяжеле: жена стала физически противна, ревность же ея все увеличивалась и не давала ему покоя, въ особенности тмъ, что именно ревность ея и возбуждала въ немъ желаніе сближенія съ другими женщинами. Оставалась одна служба. А служба начинала терять прелесть и интересъ, потому что случилось одно непріятное обстоятельство. И. И. ждалъ мста Предсдателя, но Гоппе, товарищъ его, забжалъ какъ то въ Петербург впередъ и получилъ это мсто. И. И. раздражился, сталъ длать упреки и поссорился съ ближайшимъ начальствомъ. Къ нему стали холодны. И въ слдующемъ назначеніи его опять обошли. Иванъ Ильичъ, очевидно, былъ умышленно забытъ, и товарищи его вс ушли впередъ его.95 И это очень огорчило его.

Такъ было до 1880-го года. Этотъ годъ былъ самый тяжелый въ жизни Ивана Ильича. Въ этомъ году оказалось, съ одной стороны, что жалованья не хватаетъ на жизнь, съ другой, что вс его забыли и что то, что казалось для него по отношенію къ нему величайшей, жесточайшей несправедливостью, другимъ представлялось совсмъ обыкновеннымъ дломъ. Даже отецъ не считалъ своей обязанностью помогать ему. Онъ почувствовалъ, что вс покинули его, считая его положеніе съ 3500 жалованья самымъ нормальнымъ и даже счастливымъ. Онъ одинъ зналъ, что съ сознаньемъ тхъ несправедливостей, которыя были сдланы ему, и съ вчнымъ пиленіемъ жены, и съ долгами, которые онъ сталъ длать, живя сверхъ средствъ, онъ одинъ зналъ,96 какъ тяжело его положеніе.

Въ такомъ тяжеломъ положеніи почти что всегда, за исключеніями рдкими, въ ссор съ женой, съ недовольствіемъ на дтей, съ отсутствіемъ интереса къ служб, въ зависти и досад на всхъ, Иванъ Ильичъ этотъ тяжелый годъ ршилъ выдти изъ своего министерства и искать другаго мста. И сталъ хлопотать объ этомъ. Ему общали. Но прошло полгода, и ничего опредленнаго не было. Лто этаго года для облегченія средствъ онъ взялъ отпускъ и похалъ съ женой прожить лто въ деревню у брата Прасковьи едоровны.

Въ деревн безъ службы для Ивана Ильича была скука невыносимая, которую ничмъ нельзя было разогнать.

Въ Август Иванъ Ильичъ97 похалъ еще разъ въ Петербурга хлопотать о мст. Онъ халъ за однимъ: выпросить мсто въ пять тысячъ жалованья. Онъ уже не держался никакого министерства, направленія или рода дятельности. Ему нужно было только мсто, мсто съ пятью тысячами.98

К главе IV.

Только два мсяца тому назадъ И. И. въ задушевномъ и серьезномъ разговор съ однимъ изъ своихъ друзей,99 вчно ноющемъ о несчастномъ положеніи нетолько Россіи, но и всего человчества,100И. И. сказалъ, что101 онъ совсмъ не такъ смотритъ на жизнь, что, по его мннію, въ этихъ условіяхъ жизни можно найти удовлетвореніе.

– Да что-же, вы счастливы? – спросилъ его собесдникъ.

– Я? Разумется – счастливъ.

– Я счастливъ потому, – сказалъ И. И., – что я не задаюсь неисполнимыми и вн меня находящимися цлями. Я ставилъ всегда себ цли очень близкія и исполнимыя и счастливъ, когда я достигаю ихъ. Вы знаете, у меня были неудачи по служб, это заставляло меня страдать. И самолюбіе – я не скрываюсь. Но потомъ я взялъ свое. Я получилъ теперешнее мсто въ томъ город, гд я хотлъ. Для семьи моей хорошо. Есть средства образованія. Средства денежныя, хотя и не вполн удовлетворяютъ нашимъ потребностямъ. Я надюсь, что они улучшатся. Я стснился нсколько перездомъ. Я чувствую, что на моемъ мст я приношу пользу. Безъ ложной скромности скажу, что боле шансовъ на то, чтобы на моемъ мст былъ человкъ мене добросовстный и полезный, чмъ я. Дальнйшій ходъ по служб для меня ясенъ, и не тороплюсь. Если меня и еще 5 лтъ оставятъ на моемъ мст, я буду очень доволенъ. Ближайшая цль моя —это воспитаніе дтей и хорошее замужество дочери, т. е. честнаго человка нашего круга. И, разумется, интересы моей службы, которые всегда мн близки. Признаюсь, мн пріятно думать, что я длаю дло свое хорошо, что я имю всъ и значеніе. Общіе же вопросы интересуютъ меня, но не волнуютъ, потому что я убжденъ, что разршеніе ихъ зависитъ не отъ меня, а отъ условій жизни и времени. Осуждайте меня, если хотите, но я совершенно счастливъ и ничего не желаю и не боюсь – даже смерти не боюсь. Нечто по отношеніи семьи, которую хотлось бы лучше обезпечить. А для себя102 я не желаю ее, но и не боюсь, какъ нельзя бояться неотвратимаго.

Такъ говорилъ И. И., и такъ ему казалось, что онъ и думалъ за 2 мсяца до своей смерти, но въ т два мсяца, которые онъ проболлъ до своей смерти, мысли эти его очень много измнились.

К главе IV.

Только три мсяца тому назадъ Иванъ Ильичъ въ разговор съ этимъ самымъ И. П., высказывавшемъ какъ то свой страхъ передъ смертью и особенно передъ предсмертными страданіями, совершенно искренно, какъ ему казалось, сказалъ: «Вотъ я, такъ долженъ вамъ сказать, что я даже совершенно не понимаю этаго страха передъ смертью. Я живу, пользуюсь тми благами, которыя мн даетъ жизнь. И въ общемъ мн кажется, что благъ больше, чмъ золъ».

Иванъ Ильичъ искренно говорилъ это, потому что послднее время своей жизни онъ достигъ того, чего долго желалъ, и былъ доволенъ жизнью.

«Я пользуюсь тми благами, которыя мн даетъ жизнь, – продолжалъ онъ, – и не считаю нужнымъ думать о томъ, что не подлежитъ моему ршенію, тмъ боле, что когда придетъ ршеніе того вопроса смерти, который такъ смущаетъ васъ, я найду сейчасъ очень большое количество антицедентовъ (Иванъ Ильичъ любилъ это слово), которые укажутъ наилучшее ршеніе. Затмъ103 долженъ вамъ сказать, что всякое ршеніе этихъ вопросовъ на религіозной почв я считаю совершенно относительнымъ и произвольнымъ. Еще въ Правовдніи мы прочли Бюхнера и Молешота, и помню тогда были горячіе споры между товарищами, но для меня тогда же вопросъ былъ ршенъ въ томъ смысл, что мы не имемъ данныхъ для ршенія104 его, и потому лучшее, что мы можемъ сдлать, это105 воздержаться отъ поспшнаго и бездоказательнаго ршенія.