— Граф, а почему бы вам не прислонить зеркало к столбу умывальника? — поинтересовался Иванов — ведь с упором оно и падать не будет?

— Неспортивно это — ответил Вяземский, но зеркало к столбику все же прислонил.

— А танков больше совсем нет? — раздался какой-то грустный голос Сидорова.

— Товарищ боец, я вам в третий раз официально заявляю: с точки зрения вашей заявки в полосе нашей армии у немцев танков нет — майор взял прутик и на песке пола разрушенной прямым попаданием авиабомбы, но затем кое-как восстановленной зерносушилки начертил линию фронта. — Вот тут, в шестидесяти двух, нет… — он стер ногой нарисованный крестик и начертил другой, в паре сантиметров подальше — в шестидесяти трех километрах находится батальон легких танков противника, но они сами ждут прибытия боеприпасов. А вот эти части — он нанес на песок ещё с десяток крестиков — укомплектованы танками с пушками больших калибров, патрончики от которых к вашей пушечке не подойдут.

— Так что же делать-то? — горестно вздохнул Сидоров.

— Ну, настреляйте самолетов…

— Так там же одни фугасные!

— Лучше такие, чем никакие.

— Тьфу — голос Сидорова был полон презрения, но иного варианта, похоже, и вправду не было.

— Таварища командира! Идемте чай кушать! — голос Хабиббулина прекратил все споры.

— Харосый чай, китаетский, — Хабиббулин мечтательно понюхал налитый в кружку напиток — из провинции Шаньдун!

— А ты откуда так все хорошо знаешь, и про чай, и про плов? — поинтересовался Сидоров.

— Моя пастух был, лошадь упал, спина ломал. Три года чайхана работал колхозный — оттуда знаю. А этот весна доктор сказал: починила спина, надо армия служить. Как раз конец мая стал боец в Смоленск. А ты кто, до войны как работал?

— Да, Сидоров, — поддержал вопрос Вяземский, у тебя в бумагах написано «второй оружейный экипаж Черноморского флота». На каком корабле служил?

Сидоров покраснел, засмущался, но ответил:

— На корабле — это команда, экипаж — это кто на берегу служит. Первый экипаж — это кто по болезни с корабля временно списан, или учится еще. А второй — это всегда на берегу. Нельзя мне в море — укачивает, большой я… Зато если какое оружие починить — это я могу! Ну ладно, спасибо тебе, Хабиббулин, — продолжил он, отставив допитую кружку, пойду поохочусь что ли, пока приказа нет.

— Ты не переживай, Сидоров, — напутствовал его Вяземский, — это с каждым случиться может. Лично меня в лодке на пруду городском укачивало, но Святого Георгия получить это мне не помешало.

— Так вы-то граф!

— За базаром-то следи! Или ты внатуре думаешь, что графьям Георгиев как последним фраерам за понты дешевые давали?

— Никак нет, ваше превосходительство!

— Ну ладно, канай…

Вяземский откуда-то выудил гитару и принялся наигрывать и напевать «Лилового негра». Иванов повалился на травку пузом кверху и приступил к безмятежному разглядыванию чистого синего безмятежно-глубокого неба. Вяземский доиграл «Негра» и переключился на «Ваши пальцы пахнут ладаном». Но когда Вяземский добрался до «О закрой свои бледные ноги», Иванов не выдержал:

— Ах, граф, оставьте! Неужели вам пристало изображать из себя мелкобуржуазного мещанина?

— А я и есть мелкий буржуй. Впрочем, вы правы — в жопу этого Вертинского, причем — как раз в жопу Брюсову. Но хрен ли ж делать-то? А фашисты вон затихли, не стреляют, не летают — может что плохое замыслили? Не нравится мне это.

— А может у них патроны кончились, или наоборот бензин вышел? Сидят, ждут доставку — у них же Лазаревича нету, они, понимаешь, антисемиты — вот и расхлебывают свой бытовой антисемитизм полной ложкой.

— Это у нас с тобой бытовой, а у них — государственный! — раздраженно поправил Иванова Вяземский.

— Это у вас без меня бытовой — приготовился вспылить Иванов, — а я вполне даже Моисея Лазаревича уважаю!

— Его все уважают. А почему немцы затаились — хорошо бы узнать. Может и впрямь пакость какую готовят? Надо бы их порасспросить…

— Таварищи командиры, кушать подано, идите жрать пожалуйста! — призыв Хабиббулина хоть немного, но успокоил раздражение командного состава роты. Причем у стола одновременно оказались и Иванов с Вяземским, и ушедший куда-то сразу после завтрака Вайсберг, и Сидоров, выскочивший из-за кустов со своей пушкой на плече.

— Как охота, таварища боцман? — поинтересовался Хабиббулин.

— Не ахти, нынче видать погода нелетная, едва пару Мессеров смог завалить. Да и то один совсем худой попался, полтора десятка патронов в нем всего и было. Зато второй — жирный, две полных ленты, причем бронебойные пополам с фугасными. Ну, накладывай свой плов, басурман! — добавил он, протягивая котелок — Такого казана нам на пятерых всяко хватит!

— А если на шестерых? — раздался до слез знакомый голос Петрова — мне что, решили плова не давать?

— Уже поправился? — радостно-удивленно повернулись на голос товарища разведчики — У тебя же вся башка была осколками нашпигована!

— Вовсе не вся, только в макушку попало с десяток осколков, да и то половина вскользь. Так что эскулапы меня быстренько залатали. Хотели, правда, по крайней мере до вечера в госпитале подержать, но я как чуял, что что-то интересное наклевывается, вот и уговорил главврача пораньше выписать. Да и запах от расположения вкусный аж до госпиталя достает. А мне раненых объедать в таком разе неудобно, так что принимайте и кормите.