У входа в расположение стояла дама. Одетая лишь в короткие, но до блеска надраенные сапоги, между голенищами которой и простой юбкой цвета хаки проглядывали чулки неуставного коричневого цвета. Гимнастерка дамы, с сержантскими нашивками, была почему-то подпоясана офицерским кожаным ремнем, а завершала ее облик лихо скошенная на правое ухо пилотка. В одной руке дама держала большой, и, судя по всему, довольно тяжелый железный чемодан, в другой — большую, и, судя по всему, довольно тяжелую железную коробку. На спине у нее висел «кавалерийский» карабин — подсумки с патронами к которому были закреплены на ремне, а за спиной болтался тощий солдатский сидор, чем-то набитый так, что мешок выглядывал одновременно и с правого, и с левого боков весьма неминиатюрной представительницы слабого пола. На вид даме было где-то под пятьдесят, а на взгляд было в ней килограмм девяносто. Причем — и это было очевидно — сплошных мышц, прикрытых традиционными для женщин кожно-жировыми покровами, достигавших — в избранных природой местах — достойных всяческого уважения размеров.

— Женщин, зачем приходить? Мима шагай, и железка свой не греми, а то савсем таварища камандира разбудишь — уговаривал даму Хабиббулин.

Уговаривал он ее очень убедительно, так что секунд через пятнадцать уже вся рота, продирая глаза и яростно зевая, выстроилась позади часового.

— Здравствуйте, мальчики! Меня зовут Синеок Людмила Константиновна, я теперь буду вести у вас физику… тьфу, назначена в вашу роту радистом. Журнала у меня пока нет, так что представьтесь пожалуйста.

Народ на секунду замер, осмысливая услышанное. Но, так еще не закончив осмысливание, а повинуясь приобретенным еще в ранней юности рефлексам, команду учительницы выполнил.

— Дежурный по классу рядовой Хабиббулин! — бодро закончил представление часовой. Граф, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поднял руку. Людмила Константиновна, заметив это, милостиво кивнула:

— Ну что у тебя, Вяземский?

— Можно выйти?

— Выйдите. Только не все сразу! — добавила добрая женщина, увидев взметнувшиеся руки. — По одному, всем хватит… а это кто? — заинтересованно спросила она, увидев выползающих из своей палатки гансов.

— Гансы.

— Что, все трое?

— Яволь, фрау лехарин, — ответил один из гансов, — Ганс Ерстен, Ганс Цвейтен и Ганс Дриттен, цу ирен динстен!

— Ладно, играйте… — Людмила Константиновна махнула рукой. — Иванов, где мне радиостанцию поставить?

— А я думал, вы с нами в разведку пойдете… сообщение в штаб передать.

— Какое сообщение?

— Ну, нам задали узнать, по какому времени фашисты наступать будут, по сталинским часам или по часам Особого отдела.

— Да, запущенный мне класс достался… Мальчики, ученик — это не сундук, который надо набить, а факел, который следует зажечь. Кто сказал?

— Вы — немедленно ответил Сидоров.

— Плутарх — опроверг его Вяземский.

— Какой Плутарх? — возмутился Сидоров, — Синеок ее фамилия! Красивая, кстати, хотя и смешная…

— Обычная фамилия — скупо прокомментировала Людмила Константиновна. — У нас вся деревня Синеоки. Триста дворов — и все Синеоки… хотя нет, учителя из города прислали, так у него действительно смешная фамилия была. Как его… Зайцев, вот! Ну вот, сбили меня… Вы, дети, должны думать, а не тупо запоминать приказы! Откуда у немцев часы товарища Сталина? И тем более часы Особого отдела? Они по своему времени наступать будут. А я с вами никуда не пойду, потому как тяжело: радиостанция двадцать семь килограмм вести — она ткнула ногой в железный чемодан, — а батарейка к ней тридцать два — она ткнула второй ногой в железный ящик. — Так что лучше мы просто послушаем по радио немецкие сигналы точного времени. Иванов, куда радиостанцию ставить?

Через пять минут, после того как вся рота оправилась и собралась вокруг установленной в углу рации, сержант Синеок включила выкрашенный в военно-полевой цвет агрегат. Вовремя, как оказалось, включила. Немецкий голос прокашлялся и сообщил:

— Передаем сигналы точного немецкого времени. Начало шестого сигнала соответствует шести часам утра на Смоленском направлении. Камраден солдатен, напоминаем: наступление переносится на четыре часа, просьба не опаздывать…

— Спешат у особиста часы — сказал, переводя стрелки, Вяземский. — Зря я по его часам свои поставил…

— А у меня секунда в секунду — похвастался Сидоров, внимательно глядевший на циферблат снятых с «Мессера» часов.

Людмила Константиновна покрутила ручки на рации и забормотала в микрофон:

— Третий, третий, я седьмой, как слышно? Чего? Ну так поменяй батарейку! Ладно, тогда беги сюда, я тебе так радиограмму продиктую…

Прибежавший через минуту связист из штаба был не один, вместе с ним в расположение пришел и капитан-особист. Иванов продиктовал радистке разведданные, та передала их штабному радисту, и особист, прочитав радиограмму и выставив свои часы уже по часам Сидорова, отдал новый приказ:

— За досрочное и качественное выполнение приказа командования приказываю: идите и узнайте, какими силами собираются наступать фашисты. Ах да — он повернулся к штабному радисту — передавай приказ…

— Растет наш особист — прокомментировал приказ, зачитанный личному составу Ивановым после того, как особист покинул расположение, Вяземский. — Первый раз разумный приказ отдал.

— Приказ-то разумный, да как его выполнить? — отозвался Силоров.

— А давайте перекусим, а в процессе тщательного пережевывания пищи и помозгуем — ответил Моисей Лазаревич. — Хабиббулин так замечательно этого трофейного барана поджарил, аж слюнки текут.