Самым сложным было добежать до знакомого уже до последней веточки леска у станции, но тут с немцами сыграла дурную шутку их хваленая немецкая дисциплина. Путь к леску проходил через полевой лагерь второго батальона того самого сто тридцать восьмого пехотного полка — однако все немцы по тревоге лагерь покинули и ушли на станцию. Так что во время забега разведка встретила лишь парочку дежурных по лагерю, которым тут же и не повезло.

— Хреновато — прокомментировал забег Иванов, — у меня только одна обойма к ТТ осталась. Ладно, дойдем до расположения — там перезарядимся.

— А у меня уже перезаряжать нечего — грустно констатировал Сидоров.

— Зато у тебя теперь оружие гораздо более для германца страшное — не удержался от подколки Вяземский. — Есть женщины в русских селеньях! — с выражением продекламировал он и примолк, вероятно продолжив творение гениального поэта про себя.

— Слона на скаку остановят и хобот ему оторвут — как-то совершенно не в тему отозвался Петров.

— Товарищи красные бойцы и красные командиры, — встрял в разговор Вайберг, — у меня возникли смутные подозрения, что немецкие фашисты начали нас преследовать. Может быть, продолжим беседу в расположении?

Бойцы по привычке встали, попрыгали — и медленно пошли обратно в сторону советских войск. Бежать не получилось: все очень устали и сил на новый забег не осталось. Не сберегли бойцы эти силы — понадеявшись, что назад идти уже не придется, все их истратили на пути к станции. Даже Сидоров притомился настолько, что был вынужден посадить Людмилу Константиновну на шею, как маленькое дитятко — нести и рацию, и батарейку в одной руке и у него уже не было сил.

К удивлению Иванова, и к еще большему удивлению Вяземского и Вайсберга, немцы их особо преследовать не стали, а, добежав до леска, постояли и повернули обратно в лагеря.

Причину столь странного поведения противника разведчики выяснили, лишь вернувшись в расположение. Возвращение оказалось триумфальным: Синеок, увидев ожидающую их в лагере знакомую радистку из штаба, радостно помахала рукой и радостно закричала:

— Эгегей, моя лошадка! Вот мы и дома!

А ожидавшая из радистка радостно захлопала в ладоши. Когда же бойцы, зайдя в расположение, повалились на землю, в Людмила Константиновна спрыгнула со спины носителя, ее подружка сообщила:

— Немцы по радио передали, что наступление отменяется, все войска должны немедленно приготовиться к отражению атак диверсантов. А еще…

За чаем, быстро вскипяченным Хабиббулиным, разговор зашел о прошедшем рейде.

— Ловко ты, рядовой Хабиббулин, стрелял! Прирожденный солдат! — похвалил бойца Вяземский.

— Пастух моя, не солдат. Овечка в горах пас. Ружьё, конечно, был: волк овечка ух как любит кушать!

— И много волков убил?

— Зачем убил? Ружьё был карамультук, сюда фитиль, мушка савсем нет. Зато громка стрилял, волк боится и убегай. Волк попадай никак, зато убигай. Моя вверх стриляй, чтобы овечка нечайна не попадать.

— А я тоже не стрелял раньше — задумчиво сказал Сидоров. — И не хотел. Специально на флот просился, знал, что на корабль не возьмут. Думал, научусь технику чинить, после армии работу хорошую найду…

— И я не хотел — вдруг продолжил разговор Вяземский. — Я до той войны счетоводом был, училище коммерческое закончил. Но как война началась, вольноопределяющимся пошел, чтобы не рядовым стать. Офицеров-то германец быстро проредил, вот самому офицером стать и вышло. Родители не одобряли…

— Мне немного довелось послужить, но давно уже, — продолжил Вайсберг, — призвали. Но какой из Моисея Лазаревича вояка? Вот победим — пойду опять игрушки детям делать… А вы, Людмила Константиновна? С рацией-то да под обстрелом не каждый справился бы!

— Учительница я, физики. Комсомольский призыв, учительские курсы. Потом институт закончила, заочно. В Минске работала… Муж на войну ушел, сыновья — тоже. Ну а мне что делать? Радистов, узнала, в армии не хватает, а я все же физику знаю, вот и попросилась. Три дня дали на изучение рации, потом к вам направили…

— А ты, Петров? — поинтересовался Иванов. Петров!

Петров, все еще валяющийся на земле у входа в расположение, немного повернул голову, одним глазом взглянул на командира и доложил:

— Ранен паровозом в спину.

— Это как паровозом? — удивился Иванов.

— Позвольте, я расскажу — снова вмешался Вайсберг. — Когда боцман Сидоров из своей пушечки пострелял по паровозным котлам, в одном из паровозиков шальной снарядик не пробил котелок, а забил, похоже, водяную трубочку. Вот паровозик и взорвался, а рядового Петрова колесиком от паровозика по спинке и стукнуло. Сам видел, помню, еще и удивился на то, как далеко колесики летать могут…

Договорить ему не удалось: на пороге появился особист.