Шрифт:
– Слышал, Феодор объявился в Болшеве?
– обратился к нему владыка.
– Как не слышать! Володимер-княжич его не принял, но потом имел тайное свидание в роще за рекой.
– Ух, паскуда!
– И княгиню-матушку примечали в городе, но встречалась ли она с Вонифатьичем - бог весть.
– Да наверняка.
– Делать-то что будем?
Осмомысл подошёл к старому приятелю, взял его за плечи:
– Ты-то сам не ропщешь, что хочу Настасьича сделать княжичем? Кснятин одобряет через силу: на словах не против, но в душе, вижу, недоволен.
У вельможи покраснели надбровные дуги, часто заморгали глаза:
– Батюшка, мой свет, я ж как верный пёс… ты же знаешь… что бы ты ни сделал, за тебя жизнь отдам. И Миколка тож. И другие детки. Мы тебе преданы всем сердцем.
– Знаю, дорогой. И благодарю. Коли Серославич слабину даст, сделаю тебя ещё и печатником.
Охнув, собеседник замотал головой:
– Лучше бы не надо. Он гордец известный. Прикипел к печати. Сросся с нею. Добровольно ея не выдаст.
– И не на таких находил управу. Есть, кому отнять.
– Смута выйдет. Ежели Кснятин столкуется с Феодорой, быть большой беде.
– Ты уверен, что они уже не сносились? Не теперь, но раньше? Кое-кто мне на ушко молвил: в том походе на Киев, вместе с княжичем, был подкуплен Давыдкой и Вонифатьичем; по подложной грамоте развернул войска. Я сего не забыл…
Лысина Олексы заблестела от пота. Он достал платок и, кряхтя, утёрся. Нерешительно произнёс:
– Но не пойман - не вор.
– Надо, чтоб они себя проявили. И тогда накрыть!
– Как? Наставь, вразуми.
– Очень просто. Вроде бы ничтоже сумняшеся я поеду в Тысменицу на охоту. Это даст им повод развернуться открыто. Ты за мной пришлёшь своего Миколку. Я вернусь внезапно и бестрепетной дланью вырву скверну с корнем.
– Ну, а как не успеешь и они верх возьмут?
– От Избыгнева Ивачича и тебя зависит. Коль не подкачаете - сдюжим.
– Страшно, княже!
– Да давно ль ты сделался трепетным таким? Помнится, что был витязем отважным.
– Я с годами остепенился.
– Так тряхни стариной. Не в бирюльки играем, чай. В нашей обчей игре ставка - Галич. Одолеют они - никому спуску не дадут, и тебе - заодно со мною.
– Знамо дело. У меня противников среди галипких боляр - пруд пруди.
– И друзей немало, в том числе и половцы - Вобугревичи, Улашевичи, Чаргова да Бостеева чадь. Новый епископ Кирилл. Нет, покуда нас больше.
– Дай-то Бог, дай-то Бог.
Покидая город, князь подумал: «Вдруг затея не выйдет и не я, а враги победят меня? Может быть, вернуться, не обострять, ведь ещё не поздно?» Но под ложечкой всё сосало: «Настя, Настя, Настя…» - и махнул рукой, положившись всецело на волю случая.
4
Осмомысл и ведать не ведал, сколь серьёзно накаляется обстановка. Кснятин, разумеется, вёл двойную игру, до поры до времени угождая «и нашим и вашим»: рассказал о возникновении Феодора, дабы, в случае чего, козырнуть своей преданностью князю, но одновременно помогал и той стороне, сообщая о продвижениях и намерениях Ярослава. Вонифатьич шастал по окрестным усадьбам, подговаривая бояр, подбивая их поддерживать Владимира-Якова и княгиню, оскорблённых отцом и мужем-распутником, нехристем, спутавшимся с ведьмой и желающим посадить на трон незаконного сына, половца, ублюдка. Многие внимали сочувственно.
В то же самое время Чаргобай объезжал северных соседей - Луцк и Владимир-Волынский. Там у Осмомысла тоже накопилось недругов достаточно. После смерти Мстислава Изяславича во Владимире правил его наследник - Святослав Мстиславич. Он поссорился с галицким владыкой из-за четырёх спорных городов, в том числе и довольно крупного Бужска. А Берладников сын обещал: если Яков заступит место отца, он вернёт Бужск с окрестностями Волыни.
В Луцке проживал дядя Святослава - Ярослав Изяславич. Сам он к тёзке из Галича относился нейтрально, но его подручный - Святополк Юрьевич - люто ненавидел и желал Осмомыслу смерти. А причиной была давняя история приключившаяся девять лет назад.
Святополк тоже был одним из потомков Ярослава Мудрого, а точнее - правнуком князя Святополка II, правившего в Киеве в 1093-1113 годах. Но затем их клан уступил место более удачливым братьям и дядьям - Мономаху и Долгорукому. Правнук Святополк, князь-изгой, переменно служил разным повелителям на Руси, и в начале 60-х появился в Галиче. Неказистый, маленький, с глубоко посаженными крохотными глазками, он производил отвратное впечатление; но за ним закрепилась слава ловкого наездника и рубаки, а такие воины на дороге не валяются. Взяв его на службу, Ярослав произвёл князя в воеводы и поставил под начало Избыгнева Ивачича. Вместе они ходили на половцев, и благодаря стремительному прорыву конницы Святополка степняки под Мунаревом бросились в рассыпную, что в итоге и решило исход кампании, полный разгром кочевников и пленение их вождей.