Шрифт:
Игнатий, бравируя своим знанием больших людей Руси, пояснил:
– Эх, Карп, Карп, где тебе, мужику, который всю жизнь на дальней стороже провел среди дубрав, волков, да медведей, знать такие тонкости… - вдруг он приложил палец к губам.
– Т-с-с, метится [50] мне, сани едут…
Игнат и Карп тут же вспомнили, что они сейчас аргуны, поэтому не бросились в кусты, не затаились, а встали обочь дороги.
Из-за ельника показалась мохнатая лошаденка, впряженная в высокие сани, на которых стоял гроб. По краям саней возле гроба сидели ребятишки, мал мала меньше. За ними другая лошаденка в санях поменьше везла лопаты. За лошадьми двигались толпы женщин, они шли молча, и никто из них не плакал, не рвал на себе одежды, как это положено было по обряду среди родственников покойного.
[50] Метится – кажется, чудится.
В похоронной процессии даже попа не было…
Гроб поравнялся с Карпом и Игнатием, и они увидели в нем старика, с седой как лунь головой. Руки у него не были скрещены на груди, а лежали вдоль тела.
– Смотри, Игнатий, - толкнул Олексин в бок Стыря, - да это - самоубивец. Вот поэтому и попа нет, и руки его вдоль тела положены. За что себя порешил? А ну-ка давай дойдем до кладбища вместе с народом и расспросим.
– А нужно ли это?..
– поостерегся осторожный Игнатий.
– Чего там… Поможем старика закопать, вишь, одни дети да женщины: помянем потом, с утра же не евши…
Упоминание о еде Игнатия убедило.
Кладбище оказалось неподалеку, за поворотом. Как только засыпали землей могилу, Карп стал искать большой камень, чтобы положить его в изголовье вместо креста. Но тут в санях, где лежали лопаты, одна, еще молодая, женщина разгребла сено и показала схороненный там дубовый крест.
– Мы решили покойнику все-таки крест поставить. Пусть это и не положено ему, самоубивцу, как сказал наш поп, а камня не надо. Зачем он будет давить на голову хорошему человеку, который у себя жизнь отнял через наше, общее горе…
Женщины хоронили своего старосту… В их селе два месяца назад объявился какой-то странный отряд ордынцев, на привычных боевых кочевников они похожи не были - одет кто во что, среди них оказался и какой-то русский, весь заросший рыжими волосами, верхом на медведе.
– Опять этот верховой на звере, - воскликнул Карп, слушая рассказ женщины.
– Да это же разбойники Булата!
– Истые разбойники, хуже мамаевых, - запричитала одна их женщин.
– Моего Кузьму прикрутили вожжами к двери сарая и убили.
– И моего, моего… - в толпе послышался плач.
– Пойдемте, мастеровые, теперь они долго не успокоятся, - кивнула молодая женщина, - я вас накормлю. Поминки-то справлять некому. Старик один после набега разбойников остался. Над его невесткой надругались, а потом распороли живот. А внучка семи лет забрали неведомо куда. Вот старик наш и сделался с тех пор не в себе. Вчера зашла к нему отписать мужу в Рязань - старик один у нас грамоту знал, - глянула, а он посреди избы на притолоке висит…
Вошли в село. Тихо и скорбно стояли засыпанные до самых крыш избы. И ни одного дымка из труб, ни одного огонька в окнах, затянутых бычьими пузырями. Лишь в небольшой деревянной церквушке, стоящей на взгорье, теплится лампадка.
– У-у, гривастый, - зло сплюнула в снег женщина.
– Отпевать покойника не стал. Да, видно, и сам мучается… Мы ведь нашего деда Акинфия любили очень, справедливый был человек, жителей села в обиду никому не давал, - на глаза молодайки навернулись слезы.
– Царствие ему Небесное… Господь его должен простить.
– А где же ваши мужики?
– спросил Игнатий.
– Неужто всех разбойники порешили?
– Кто в селе был, тех убили. А кто помоложе, вроде моего Василия, ушли в Рязань, князь Олег Иванович призвал после пожара отстраивать… Вот уж три месяца, как печи кладут. Василий, печник у меня отменный. А думается мне, что и вы на Оку путь держите, вот топоры-то у вас.
– Угадала.
– Так если вдруг встретите Василия Жилу, поклон ему передайте, от жены Василины… Мы ведь полгода как с ним обвенчались…
– Передадим, Василина, обязательно!
Глава 13. ГИБЕЛЬ ЕФИМА ДУБКА
Когда «монахи» свернули на правый берег Прони и до Рясского поля оставалось всего несколько десятков верст, Пересвет, обернувшись к Дмитрию и Владимиру, сказал:
– Это вот место, князья, Половецким зовется. Еще до Орды сюда половцы приходили, еще и до Калки, и до великого княжения Олега и Ольги… Как давно это было - посудите сами: тут когда-то две речки текли, Всерда и Валеда, - их уже нет, высохли, вот только Проня осталась. Ниже течет река Ранова, берега её лесисты и сильно болотисты. С этой стороны несут свои воды реки Хупта и Лесной Воронеж. По другую же сторону - Вёрда и Пожва. Как пояс тело человека, сжимают эти реки Рясское поле… Сами увидите: удобно это поле для битвы, ордынцам в клещи его не взять, реки не дадут, да болота и озера, и не обойти им русское войско…