— Вы находите? разсянно отвтилъ онъ, глядя не на нее, а на сцену и прищуривъ для этого свои нсколько близорукіе глаза.

— Еге, вотъ она куда бьетъ! сказалъ себ Ашанинъ, отъ зоркаго взгляда котораго ничто не ускользало, — и подошелъ къ Надежд едоровн, сидвшей у кулисы нсколько поодаль отъ стола, за которымъ княжна и Гундуровъ пили чай, а «фанатикъ» пожиралъ булки одну за другою.

— Такъ вы такъ таки ршительно отказываетесь отъ роли? сказалъ онъ.

Она приподняла на него свои большіе, печальные глаза:

— Я вамъ сказала, я не играла никогда… И не хочу наконецъ!.. съ внезапной ршимостью промолвила она.

— Даже если бы я васъ очень, очень объ этомъ просилъ? вкрадчиво и мягко проговорилъ нашъ Донъ-Жуанъ, глядя на нее не отрываясь.

Некрасивое лице бдной двы слабо зарумянилось подъ этимъ неуступчивымъ взглядомъ.

— Боже мой, отвчала она не сразу и какъ бы перемогая пронимавшую ее дрожь, — какой вы удивительный человкъ!.. Къ чему вамъ я!.. Заставьте… — вы все можете! вырвалось у нея, — заставьте играть эту безстыдную двчонку, отъ которой вы уже безъ ума! И она презрительнымъ движеніемъ указала на востроглазую барышню, медленно подвигавшуюся къ-сцен объ руку съ княземъ Ларіономъ.

— Я безъ ума! невиннйшимъ тономъ воскликнулъ Ашанинъ;- помилуйте, я въ первый разъ отъ роду вижу ее сегодня, и даже кто она, — не знаю…

— Она дочь здшняго исправника Акулина, нехотя объявила Надежда едоровна.

— И, какъ кажется по части князь-Ларіонъ Васильевича… не договорилъ Ашанинъ.

— Какъ видите! Я и не воображала никогда, воскликнула перезрлая двица, — чтобы можно было быть такою дерзкою кокеткой въ ея годы!..

— Что-же, это не дурно, Надежда едоровна!

— Да, съ горечью возразила она, — я знаю, вамъ такія нужны, только такія и нравятся!

— И такія нужны, и такія, это точно! поддакнулъ онъ, поддразнивая ее.

— Знаете, заговорила она посл минутнаго молчанія, страстно и въ тоже время злобно взглянувъ на него, — я не понимаю какъ можетъ женщина ршиться полюбить васъ!

— Такъ никто-же изъ нихъ и не ршается, Надежда едоровна! смиренно вздохнулъ на это Ашанинъ, — вы сами знаете, ну, кто меня любитъ?…

— Подите вы отъ меня! проговорила она, отворачиваясь — и невольно усмхнулась.

— А все же вы Гертруду играть будете! заключилъ онъ, торжествуя…

Она не отвчала.

Тмъ временемъ княжна Лина и Гундуровъ вели слдующій разговоръ.

— Когда мн Ольга сказала, что monsieur Ашанинъ пріхалъ съ какимъ-то еще молодымъ человкомъ, я тотчасъ же догадалась, что это непремнно вы, говорила она.

Онъ изумился:

— Почему-же такъ, и какъ могли вы знать обо мн, княжна?

— Я знаю чрезъ m-r Ашанина, который безпрестанно говорилъ намъ о васъ зимою, — Лина усмхнулась, — что вы его другъ, а ваша тетушка сказала намъ что вы должны на дняхъ пріхать изъ Петербурга.

— Вы знаете мою тетушку? еще боле удивленъ былъ Гундуровъ.

— Да. Мы были у нея съ maman. Дядя давно съ нею знакомъ и очень любитъ ее, а теперь повезъ и насъ. Она и папа покойнаго хорошо знала. Я очень рада, что съ нею познакомилась, промолвила княжна съ какимъ-то особымъ оттнкомъ серьезности.

— И я понимаю васъ, съ увлеченіемъ сказалъ Гундуровъ, — тетушка моя чудесная женщина!..

Она отвела голову отъ чашки, низко наклонясь къ которой прихлебывала чай своими свжими губами:

— Вы это очень хорошо сказали! съ ласковой улыбкой проговорила она.

У нея были какіе-то лебединые, медленные — какъ медленна была и ея рчь — повороты шеи, которые приводили въ восторгъ Гундурова. — Какая эта дивная вещь, женская грація! думалъ онъ.

— Я сказалъ что чувствую, произнесъ онъ громко; — я не помню ни отца, ни матери; тетушка съ пеленъ возрастила меня, спасла мое наслдство отъ гибели… Я ей всмъ, обязанъ!..

Княжна сочувственно покачивала своею осненною золотистыми косами головкою:

— Она именно на меня такое впчатленіе произвела, ваша тетушка, что она думаетъ и поступаетъ хорошо…

— Какъ это ужасно, начала она, помолчавъ, опять, — что васъ за границу не пустили!..

— Да! и глаза Гундурова мгновенно заискрились, — это ударъ для всего моего будущаго! И за что, за что? вскликнулъ онъ въ неудержимомъ порыв; — оторвали человка отъ всего что было для него жизнью, связали по рукамъ и по ногамъ…

Онъ не договорилъ. Княжна внимательно поглядла на него…

— Я, тихо промолвила она, — все жила за границей, до сихъ поръ, сужу по тамошнимъ понятіямъ, — тамъ даже никому въ голову не придетъ, чтобъ можно было такъ поступить съ невиноватымъ человкомъ… Знаете, я очень люблю мое отечество, и такъ рада что мы наконецъ въ Россіи! Но это ужасно когда