— Странная какая вы, Лина, говорила ей Ольга Елпидифоровна вслдъ за этимъ разговоромъ, подымаясь рядомъ су нею по лстниц,- на что вамъ нуженъ этотъ старый трубадуръ?

— Кто такой? спросила сжимая брови княжна.

— Да этотъ блаженный философъ нашъ, Юшковъ. Его вс такъ въ город называютъ: «трубадуръ», а не то еще «Эолова арфа»… Вы такія ужъ были съ нимъ любезныя!..

— Это вамъ не нравится? молвила сухо Лина.

— Ахъ, Боже мой, вскрикнула обиженно барышня, — мн совершенно все равно! Только я нахожу что онъ совсмъ не вашего общества и ужасно скучный со своими «такъ-сказать» и нескончаемыми фразами. Конечно, у васъ свои особенныя понятія, но у него вдь другаго разговора нтъ какъ, «идеалъ», «искусство», «Пушкинъ», «долгъ челов.»…

Она оборвала на полуслов, сообразивъ что все это подходило именно къ тмъ «понятіямъ» которыя значились у нея въ голов подъ общимъ заглавіемъ: «grands sentiments» княжны Лины Шастуновой.

Княжна молчала. Она никогда не входила ни въ какія разсужденія съ Ольгой Елпидифоровной

А «старый трубадуръ» тмъ временемъ, скрыпя широкими сапогами по крупному песку краснаго двора Сицкаго, въ компаніи своихъ учиниковъ, говорилъ имъ растроганнымъ и дрожащимъ шепотомъ:

— Не отъ міра сего эта Офелія, господа, не отъ міра сего!..

1878