Девять десятыхъ аристократическихъ гостей княгини Аглаи Константиновны, какъ предвидлъ это князь Ларіонъ, и не догадались о сдланныхъ въ драм урзкахъ, но непоявленіе Офеліи въ данную, лихорадочно ожидавшуюся имъ минуту повергло старика смотрителя, а за нимъ всю его учительскую компанію, въ настоящее отчаяніе.

— Милосердые боги, шепталъ старикъ, нещадно теребя дрожащими отъ волненія пальцами свои всклоченные волосы, — кто же имлъ жестокость лишить насъ этой божественной сцены, и какъ она сама, эта фея, эта эльфа, этотъ поэтическій сонъ на яву, какъ она ршилась отнять у насъ это наслажденіе!.. Господи, да ужь не дай Богъ, не случилось ли чего съ нею? волновался онъ все боле и боле.

— Вотъ она, вотъ! прошепталъ за нимъ одинъ изъ учителей.

Онъ привскочилъ съ живостью осьмнадцатилтняго юноши:

— Гд она? Что вы?

— Въ лож налво, вотъ… въ обыкновенномъ плать…

Въ ложу madame Cr'ebillon вошла, дйствительно, Лина…

«Дядя правъ, ршила она, прійдя въ сознательное состояніе посл долгаго забытья, въ которомъ оставили мы ее, — надо имъ показаться, а то подумаютъ, я и Богъ знаетъ какъ нездорова.» И поднявшись съ кушетки она, къ немалому удивленію Глаши, приказала ей собрать вс нужныя принадлежности туалета и идти за нею наверхъ въ ея комнату, переодваться.

— Готово, все здсь, ваше сіятельство, молвила поспшно Глаша, указывая на газъ, кисею и живые цвты къ ея костюму безумной Офеліи.

— Нтъ, нтъ, я на сцену ужь боле не выйду, оставь платье здсь, только цвты захвати, отвчала она, подавляя вздохъ, — я надну то платье которое подарила мн сегодня maman къ вечеру: оно вдь у меня тамъ, въ комнат…. Скоре, пожалуста, Глаша!

Ей хотлось уйти скоре, пока вс актеры еще на сцен; ее мучила мысль что надо было бы съ ними объясниться, просить извиненія за слабость свою, усталость…

Ольга Елпидифорорна, первая, разумется, кинувшаяся въ ея уборную по окончаніи 3-го дйствія, не застала ея уже тамъ.

Къ слдующему антракту княжна была готова, и спустилась въ театръ по большой лстниц, все такъ же избгая встрчи съ товарищами своими по представленію.

Князь Ларіонъ, давно и тревожно ожидавшій ее, поспшно встала при ея появленіи, предлагая ей знакомъ занять его мсто напереди ложи.

— Ахъ нтъ, дядя, пожалуста!.. смущенно прошептала она, отступая…

Но ее уже вс успли замтить, вс глаза устремились на нее. Княгиня До до, вызвавъ на лицо свое сладчайшую изъ своихъ древнихъ улыбокъ, приподняла высоко руки и усиленно кивая острымъ подбородкомъ заапплодировала ей кончиками пальцевъ. «Офелія, браво!» рявкнулъ напрямикъ, увидавъ это, Сенька Водоводовъ. За нимъ грянула вся остальная публика…

— Это шипы успха; нечего длать, подойди H'el`ene! проговорилъ съ насилованною усмшкой князь Ларіонъ, взялъ ее легонько за локоть и подвелъ къ рамп ложи.

Она хотла остаться еще Офеліей и въ своемъ toilette de soir'ee. Золотистые волосы ея обвивала, падая сзади длинными концами своими до самаго пояса, та же гирлянда изъ полевыхъ цвтовъ, что предназначалась для ея сцены безумія; васильки и маргаритки, нарванные для нея въ пол Факирскимъ и Постниковымъ, обильно раскидывали свои синіе и блые лепестки по серебристо-легкой ткани ея парижскаго платья изъ шелковаго газа; она держала въ слегка дрожавшей рук букетъ поднесенный ей утромъ нашими актерами и сохранившійся свжимъ подъ мокрымъ платкомъ, которымъ велла она тщательно покрыть его Глаш тогда же…. Въ этой четыреугольной вызолоченной рамк ложи, отдляясь отъ ея темномалиноваго фона свтлымъ пятномъ своего воздушнаго облика, со своею тонкою, полу склонившеюся головкой и робкою улыбкой на сомкнутыхъ устахъ, она на всхъ произвела впечатлніе какого-то очаровательнаго изображенія весны, молодости, поэзіи, — задумчивой и неотразимой поэзіи….

Сама Аглая Константиновна возчувствовала это обаяніе, и обернувшись къ флигель-адъютанту, сидвшему за ея кресломъ, самодовольно прошептала ему:

— N'est ce pas qu'elle est fort bien ma fille?

— Adorable! отвтилъ онъ съ искреннимъ увлеченіемъ.

Она многозначительно и лукаво скользнула взглядомъ по его лицу и ухмыльнулась, довольная какъ школьникъ пряникомъ.

Онъ чуть-чуть улыбнулся тоже:

«Ты, милая моя, думалъ онъ, хуже медвдя басни; десять враговъ лучше чмъ твое усердство… Я воображаю поэтому какъ теб понравится штука которую я намренъ выкинуть теб завтра!»…

И онъ погрузился въ глубокое размышленіе.

По той сторон занавса появленіе Лины — о чемъ мигомъ распространилось между нашими актерами, — произвело настоящее ликованіе. Княжна была общею любимицей, кумиромъ всхъ и каждаго. Всть о томъ что она занемогла, не можетъ боле играть, возбудила къ тому же между «пулярками» ужасную боязнь за предстоявшій балъ, который могъ несостояться вслдствіе этого нездоровья «de la fille de lа maison». Какъ запрыгали он за то теперь, какъ завизжали, какъ кинулись неизбжнымъ гуртомъ къ просвту между занавсомъ и порталомъ съ противоположной ея лож стороны кулисъ, откуда явственно могли видть Лину, какими радостными кивками, какими широкими улыбками на свжихъ деревенскихъ лицахъ привтствовали он ее оттуда, насдая другъ на друга и рукоплеща изо всей силы рукъ!..

Ольга Елпидифоровна глядла тоже на княжну, но съ инымъ чувствомъ. Она любовалась ея нарядомъ и злилась на нее за него. Это было именно «une toilette de saison», пригодное для лта, не слишкомъ нарядное и не слишкомъ «простенькое» платье. Ольга же должна была надть на этотъ самый вечеръ настоящій бальный туалетъ, — платье той же Лины, надванное ею разъ въ Москв прошлою зимой, и перешедшее отъ нея къ барышн въ числ многихъ другихъ «dйfroques Лины», какъ выражалась свысока Аглая Константиновна о каждомъ разъ надванномъ туалет дочери. «И это сейчасъ замтятъ, и онъ (все тотъ же графъ Анисьевъ), и эта петербургская grande dame, и догадаются что я только и могу порядочно одваться съ плеча этой княжны aux grands sentiments. Господи, когда же я буду въ состояніи одваться сама какъ я хочу!»… Впрочемъ, тутъ же утшила себя барышня: «мой туалетъ все таки гораздо эффектне этого, и я буду въ немъ такая gentille что вс мущины съ ума сойдутъ по мн!»…. И объявивъ кругомъ что она въ послдней сцен участвовать не намрена и что «могутъ тамъ убивать другъ друга безъ нея», она торопливо побжала къ себ наверхъ облекаться въ это, дйствительно черезчуръ «эффектное», изъ благо тюля, отдланное пунцовымъ бархатомъ, платье и въ внокъ изъ большихъ пунцовыхъ розъ, которыя чрезвычайно шли къ характеру ея вызывающей красоты.