Апостол с миргородцами не дошел до места схватки. Он узнал, что на этом направлении действует не отдельный шведский отряд, а вся армия — повернул свой полк назад. А казаки в Ляховичах дрались доблестно, совершали вылазки. Шведы даже назвали захудалое местечко «крепостью». Но через две недели осажденные изголодались, измучились и сдались. Ну а Карл красноречиво продемонстрировал, насколько он благородный воин. Когда отряд пленных доставили к нему, и он узнал, что перед ним не регулярные солдаты, а казаки, король презрительно распорядился умертвить их даже не оружием — забить до смерти палками.

Правда, шведы иногда были и «гуманными». В Польше захватили 46 русских солдат — они были больными, и их оставили в каком-то городишке. Месяц их держали в плену, измывались, а потом отпустили на все четыре стороны, предварительно отрезав пальцы на правой руке. Когда они добрались до своих, о них доложили царю. Петр демонстрировал их иностранным дипломатам. Но искалеченных солдат он велел со службы не исключать, зачислить по одному в разные полки — пускай их товарищи видят, с каким противником сражаются.

Но в решении боевых задач жестокость не помогала. Весеннюю «гонку» 1706 г. шведы все-таки проиграли. Русская армия ушла лесами на Волынь. А Карл вынужден был менять направление из-за вскрывшихся рек, распутицы. Он отклонялся все больше к востоку и очутился в Пинске. А тут как раз пошло бурное таяние снегов, разлились реки и речушки Полесья. В Пинске король остановился в иезуитском монастыре. Поднявшись на колокольню, оглядел окрестности — они напоминали сплошное море. Только теперь Карл смирился, объявил, что «дальше идти нельзя».

Погоня по белорусским болотам измотала шведов. Где-то при переправах они утопили часть пушек. Были серьезные потери и в личном составе — заболевшими, умершими, пропавшими без вести. Хотя в официальных реляциях, звучавших в Швеции, Германии, Голландии, Франции, поход представлялся чередой ярких побед! Карл выгнал русских из Гродно, заставил удирать куда глаза глядят, разгромил под Клецком и Ляховичами… Был и другой результат. Русская армия отвлекла шведов, на полгода отсрочила падение Польши и Саксонии. Но об этом пока никто не задумывался…

В это же самое время, когда разыгрывались операции вокруг Гродно, завершилась и эпопея Астрахани. Шереметев вообще не любил спешки, вот и теперь не торопился. Сперва вообще хотел зимовать в Москве, а на Астрахань идти по весне. Петр запретил останавливаться в столице, подталкивал на Волгу. Но фельдмаршал и по Волге двигался медленно. Останавливался то в Казани, то в Саратове. Царь рассердился, направил к нему своего личного представителя, гвардии сержанта Щепотева — которого ценил за безусловную верность. Он должен был тормошить и торопить фельдмаршала.

Хотя ни к чему хорошему это не привело. В дополнение к безусловной верности сержанту не хватало ума, зато он очень увлекался спиртным. Напившись, начал кичиться перед окружающими и перед самим Шереметевым, что приехал следить за ним и доносить. Фельдмаршал обижался. Жаловался царю, просил о заступничестве Меншикова. Что касается медлительности Шереметева, то она имела под собой серьезные причины. Он в любых ситуациях предпочитал не рисковать, действовать наверняка. Выделенные ему полки опаздывали, их тормозили то распутица, то снежные заносы. Фельдмаршал ждал их, собирал воедино.

К тому же еще не исключалось мирное урегулирование. Делегация Кисельникова после встречи с царем привезла увещевательное письмо в Астрахань. Его зачитывали на общих сходах, и горожане воодушевились. Отслужили молебен. Целовали крест «служить великому государю верно по-прежнему». Избрали 12 человек во главе с тем же Кисельниковым и послали их в Москву, отвезти повинную от всего города. Между тем, и Шереметев приближался. Расположился в Царицыне, его полки подошли к Черному Яру, и город сдался без боя. Люди вышли навстречу с иконами, молили о милосердии.

Но астраханцы так и не угомонились! После отъезда делегации Кисельникова народная стихия плеснула в обратную сторону. Раскольники подзуживали, что правительству «антихриста» нельзя верить. Активные мятежники замарали руки в крови, вдоволь пограбили, и страшились, что их привлекут к ответу. А стрелецкие буйные головушки хозяйничали в кабаках, в винных погребах, и под хмельными парами чувствовали себя непобедимыми. Шереметева об обстановке в городе извещал игумен Троицкого монастыря Георгий (Дашков). Узнав, что бунт разгорается снова, фельдмаршал отправил астраханцам «статьи» — требования немедленно замириться и открыть ворота.