Однако на фоне общего переполоха кто-то запустил слух — дескать, издан указ, запрещающий венчаться, всех девок будут насильно выдавать за иностранцев. В городе поднялась паника. Чтобы избежать подобной участи, родители спешили выдать замуж подросших дочерей. В воскресенье 30 июля 1705 г. в Астрахани играли сразу сотню свадеб. Может, чуть побольше или поменьше, какая разница? Мы не знаем, имели ли отношение заговорщики к слухам о браках с иноземцами. Но повальные свадьбы оказались для них очень кстати. Город перепился. А отряд из 300 стрельцов и примкнувших к ним мятежников подогрел вином свою смелость и принялся среди ночи поднимать народ.

Кто-то осторожничал, пробовал отсидеться в стороне, но таких вытаскивали силой, под угрозой оружия. Ворвались в кремль. Истребляли чиновников, иностранцев, офицеров. Потом на площади собрали «круг» по подобию казачьего. Составили что-то вроде правительства из 23 человек — в него вошли не только стрельцы, но и богатые горожане, владельцы рыбных промыслов Носов, Ганчиков, Дериглаз. На «круг» тащили пойманных начальников, приговаривали к смерти и тут же убивали. Всего было казнено свыше 300 человек, в том числе воевода. Но мятежники понимали, что выступление в одном городе обречено на гибель. Принялись рассылать воззвания в другие города, на Дон и Яик. Делали упор на том, чтобы «постоять за веру христианскую». Шумели о походе на Москву.

Петр получил донесение о восстании от Бориса Голицына, начальника приказа Казанского дворца — Астрахань состояла в его ведении. Голицын сам еще не разобрался в обстановке, до него докатилась волна кошмарных слухов. Донесение было настолько паническим, что можно было понять — восстал весь юг России, сама Москва уже под угрозой. Царь, получив эти известия, сразу отозвал из Курляндии лучшего военачальника, Шереметева. Снял с фронта надежные полки. Шереметев получил предписание без малейшего промедления отправиться на подавление бунта. Главе правительства Тихону Стрешневу царь написал, чтобы из Москвы эвакуировали деньги и ценности, вывезли оружие со складов.

Вскоре поступили более точные донесения, и стало проясняться, что дело не настолько худо. К восстанию присоединились только те города, которые состояли в административном подчинении Астрахани — Красный и Черный Яр, Терский городок. Яицкие казаки мятеж не поддержали. Как раз в это время взбунтовались башкиры, и казаки рука об руку с царскими солдатами с большим трудом отбивались от них. Где уж тут восставать. К соседнему городу Царицыну астраханцы прислали тысячное «походное войско» под командой одного из своих предводителей, Дериглаза — звали горожан присоединяться, «постоять за христианскую веру». Но местные власти и жители ответили, что у них христианскую веру никто не отнимал, Дериглаза в город не пустили и посоветовали убираться восвояси. Предупредили, что они к мятежникам не присоединятся и по Волге мимо Царицына не пропустят.

На Дон приехала делегация во главе с неким Кисельниковым. Звала «постоять за веру» и за «русское платье». Но казаки ходили в чем хотели, у них проблем с одеждой и бородами не стояло. А лозунги «постоять за веру» восприняли как агитацию раскольников. Делегатов они повязали, в оковах отправили в Москву. Сами же собрали четыре полка под командой Максима Фролова и Василия Поздеева на помощь Царицыну. Таким образом, восстание оказалось зажато вокруг Астрахани. Царь, узнав истинное состояние дел, приободрился. Донцов он щедро наградил. Прислал “честные клейноды” — знамя, бунчук, серебряный атаманский пернач, шесть станичных знамен. Прислал и значительные денежные суммы, казаки на эти средства заложили каменный собор в Черкасске.

Захваченную астраханскую делегацию Кисельникова Петр велел поскорее прислать к себе, содержать хорошо, не обижать. У царя возникла надежда уладить конфликт миром. В ноябре астраханцев привезли в Гродно, где находился государь. Он принял мятежников совсем не сурово. Попенял за все, что они натворили. Но выслушал и их жалобы, объяснения причин. На Кисельникова встреча произвела такое впечатление, что он стал ревностным сторонником царя. Вызывался сделать все возможное, чтобы склонить Астрахань к сдаче. Именно на это Петр и рассчитывал. Он выписал делегатам увещевательную грамоту, обещая снисхождение, отправил их обратно. Такое урегулирование выглядело самым оптимальным. Пожар в тылах был абсолютно ни к чему.

Благо на фронте установилось некоторое затишье. Направив армию в Литву и Белоруссию, Петр, в общем-то, не стремился к битвам. Он наметил выбрать удобные позиции и встать там лагерями. Это позволяло удерживать под контролем восточные области Речи Посполитой. Здешний край станет базой для организации борьбы со шведами. А Карлу русские будут угрожать с тыла, не позволяя ему добить Августа. Для долговременного лагеря царь наметил два места, Гродно и Тикотин.

Гродно представлял из себя мощную естественную крепость, с двух сторон город окружали отвесные обрывы, с третьей река. Хотя командующий армией, фельдмаршал Огильви, отчаянно возражал против расположения в Гродно. Приводил доводы, что здесь мало фуража, плохие укрепления. Но Огильви вообще всячески сопротивлялся походу в Литву. Доказывал царю, что основные силы должны действовать в Прибалтике. Брать Ригу, Ревель — а если придет шведская армия, засесть в захваченных крепостях и изматывать врага обороной.

Но Петр уже понимал характер и запросы Карла. Он уже видел, что Прибалтикой война не ограничится. Раздавив Августа, Карл XII сможет ударить куда угодно — хоть на Россию, хоть на Украину. Поэтому царь ставил задачу всячески препятствовать шведам овладеть всей Польшей, а тем самым удерживать их за пределами русской территории. Он настоял на выполнении своего плана. Армию ввели в Гродно. Естественные укрепления дополнили искусственными, окружили лагерь валами, палисадами, батареями. Правда, с фуражом в районе Гродно и впрямь было неважно. Но здесь оставили только шесть полков драгун, остальную кавалерию разместили в Тикотине.