— Ты вот, Васюков, забирай немца, раненых и шагом марш в санроту. До речки Цветков проводит.

Васюков потоптался нерешительно, хотел что-то сказать, но Ананьев добавил:

— Давай лечись.

В голосе Ананьева Васюков, хорошо знавший своего командира, услышал несвойственные ему нотки беспокойства и ответил душевно:

— Ну что ж… Тогда до свидания.

И когда Васюков, подойдя вплотную к командиру, протянул руку для пожатия, то увидел, что Ананьев смотрит не на него, а на мордочку Пульки, высунувшуюся из-под его шинели.

— Ну, давай, пока тихо! — сказал Ананьев коротко, пожал руку и снова повернулся в притуманенной дали. Молча подал широкую кисть Пилипенко. Затем Васюков торопливо пожал холодные руки бойцов, молча проводивших его подчеркнуто внимательными взглядами.

Васюков рванул над входом палатку и влез в блиндаж.

— Подъем! Раненые, за мной шагом марш!

Раненые быстро поднялись, разобрали оружие. Вместе с Цветковым растормошили немца и вылезли в траншею.

Обер-фельдфебель немного проспался и вроде бы протрезвел, потому что хотя и без усердия, но все же исполнял команды. Правда, идти ему было трудно, он почти не ступал на раненую ногу и прыгал на одной, перебирая по стенам руками.

Между тем начинало светать.

Небо прояснилось, на востоке стал виден край леса над пригорком, где была дорога, — из серых сумерек медленно выплывал оснеженный, неуютный простор. Было ветрено, холодно, снег, однако, не шел. Похоже, будто чуть-чуть подмораживало.

Они немного прошли по траншее, дальше надо было вылезать наверх. Цветков первым вскочил на бруствер и подал Васюкову руку. Затем выбрался автоматчик с перевязанной головой. Вдвоем они вытащили другого автоматчика и протянули руки немцу. Обер-фельдфебель нерешительно посмотрел снизу вверх: вряд ли он понимал, куда его вели, наверно, думал — расстреливать, и только сейчас начинал кое о чем догадываться.

— Ну, что лыпалы выкатил? Давай руку!

Он протянул руку, его с усилием выволокли на бруствер. Но тут оказалось, что он совсем не может идти и сразу опустился наземь.

— Как же его вести? — ругался Цветков. — Подвода нужна. Слушай, — настороженно продолжал Цветков, обращаясь к Васюкову. — Разве Ананьев не до санроты меня посылал?

— Только до речки, — ответил Васюков.

— А от речки вы как? Вот с этим?

— Как-нибудь.

Цветков с раздражением рванул рукав немца:

— А ну, встать!

Пленный встал, санинструктор взял его под руку. Впятером они сошли с бруствера и по скользкому от снега травянистому склону направились к мостку вниз. Цветков довольно бесцеремонно волок немца, тот, часто падая на свободную руку, едва успевал за ним. Васюков с двумя автоматчиками обогнали их, скользя по пересыпанной снегом траве, сошли к речке и все по тем же балкам разрушенного мостка перебрались на другой берег. Дальше надо было дождаться Цветкова, чтобы взять у него пленного, и Васюков придержал ребят, которые с заметной поспешностью стремились в тыл. Однако провести одноногого человека по бревну было не просто, во всяком случае, Цветков на это не отважился. Подойдя к мостку, он нерешительно остановился, посмотрел в мутный водяной поток, шумно бурлящий между мокрых, оснеженных берегов.

— Ну что? — спросил Васюков.

— Не пройти. Какая тут глубина?

— Давай, не утонешь!

— Что давай? Иди помоги!

Лезть в холодную воду Васюкову не очень хотелось, но все же, одной рукой подобрав полы шинели, он вошел в речку, быстро перебежал поток, и вдвоем они взяли немца. Оберфельдфебель тотчас повис на их руках, и они с усилием приподняли его довольно-таки тяжеловатое тело. В воде он раза два прыгнул на здоровой ноге и благополучно очутился на другой стороне.

— Гадская работа! — поморщился Цветков. — В сапогах полно воды.

В сапогах у них здорово чавкало, ноги начали стыть, надо было скорее идти, чтоб согреться, но Цветков не отпустил от себя немца.

— Вдвоем поведем.

— А в роту не вернешься? — спросил Васюков.

Уже стало светло даже вдали. Васюков хорошо видел посеревшее от бессонницы лицо Цветкова, который слегка поморщился и, наверно, больше для того, чтоб успокоить самого себя, объяснил:

— Санинструктору полагается сопровождать раненых до санроты. Так что…

Он не окончил фразу, однако смысл ее был и без того ясен.

Они молча пошли по дороге, которая тут пролегала по довольно высокой насыпи. Немец при каждом прыжке сильно шлепал по грязи подошвой, Васюкову было неудобно держать его одной рукой, к тому же мешал автомат на правом плече, да и Пулька начала выказывать беспокойство.

— Брось ты ее, в самом деле, — сказал Цветков.

— Ну да! Еще убежит. А там…

Васюков не закончил фразы и оглянулся, почувствовав, что там, на высоте, что-то случилось. Немец в их руках встрепенулся, стремительно вывернувшись, и на его лице отразился короткий радостный отблеск. На высоте пронзительно затрещали автоматы, послышались крики, несколько одновременных гранатных взрывов.