Мне сказали, что это почти в Керчи, а оказалось довольно далеко, на самой оконечности полуострова, на косе. Яприехал к нему и — тоже вот так. Все были на лову.

Яуж поздно вечером попал к нему в дом. Пока выгружали рыбу да пока сети расстилали, уже и вовсе звезды высыпали.

Наконец он пришел. Это был рослый здоровый рыбак, по-видимому с немалой силой в руках, с головой, покрытой маленькой кепочкой, с подстриженным под бокс затылком, и он мне тоже, пока шли к его хате, наверх поднимались, рассказывал о достатках своего колхоза, у кого сколько чего, понимая дело так, что раз приехал журналист — надо хвалиться.

Мы пришли тогда к нему в дом, где на стене висела маленькая керосиновая лампочка, и хозяйка быстро собрала па стол, и мы поужинали. Меня он угощал рыбой. За ужином была водка, но пить никто не стал, не хотелось. Мы поговорили немного, но надо было ложиться, и мы легли. Ятоже собрался завтра идти на лов, мне не терпелось все видеть собственными глазами.

Насчет завтрашнего дня хозяин молчал. Он был хмур. Яему все насчет того, что я должен сам все видеть, а он об этом ни слова.

Мне постлали на диване. Кусались москиты. Хозяин с женой долго шептались, но наконец они уснули. А я все не спал, ворочался, предчувствовал ожидающий меня день, все то, что меня ожидало.

Утром я проснулся, потому что услышал, как мой рыбак натягивал сапоги. Он был уже в своей робе, и я прежде всего удивился, что он меня не будил.

Еще бы минуту, и он ушел.

— Что же вы не спите,— сказал он.— Спите! — И мне показалось, что он очень недоволен.

Яего догнал уже во дворе. Мы шли почти в темноте. Настроение у моего рыбака портилось с каждой минутой. Едва мы скользнули вниз, па дорогу, как нам навстречу вышла с пустым ведром женщина. Я ее в полутьме даже не разглядел. Григорий Васильевич — так звали этого рыбака — выругался, выматерил ее, и она исчезла, сгинула в темноте. И без того мрачное настроение его сделалось еще хуже.

Мы пришли на берег, где собралась ужо вся бригада и у причала покачивался сейнер. Одни были на сейнере, другие, я заметил кто, поглядывая на бригадира, тщательно мыли у берета ноги, сапоги свои. Перед тем как им взойти на судно, рыбаки тщательно мыли ноги.

Все вопросительно и как-то недоуменно поглядывали па меня...

Когда сейнер довольно далеко отошел в море, я уединился, ушел к другому борту, и, чувствуя, что я тут лишний, что я навязался, чтобы придать себе хоть какую-то видимость независимости, взял да и засвистал. То есть не то чтобы засвистал, но просто стал еле слышно насвистывать. Но в ту же минуту ко мне неожиданно подошел рыбак и, грубо оборвав меня, сказал, чтобы я не свистел. Наш Григорий Васильевич этого не любит, если Григорий Васильевич услышит...»

Я мигом замолчал и оглянулся вокруг. Больше уже я не был уверен, что благополучно вернусь домой. «Вибросит он меня в море, непременно выбросит...» — думал я.

Мы сделали в этот день один замет, три замета. Я потом уж сообразил, что он меня хотел оставить.

Мы вернулись в этот день к вечеру —с полным трюмом рыбы. Палуба тоже была завалена доверху...

Я теперь понял, почему потащил меня сюда дядя Паша: оп выглядывал море. Отсюда, со скал, нам видна была пси Балаклава. Маленькая пристань и набережная с одной стороны. Тротуар и узкая лента пляжа. С другой открывалось это чудо, сверкающее, безбрежное.

— Да, оно такое,— сказал мне дядя Паша, прервав мои размышления.— Когда оно играет, оно — синее-синее. А когда оно тихое, оно блестит. Белым таким становится, как та даль...

Перед тем как спуститься, мы еще долго сидели. Он мне рассказал, что вот башня эта, которую мы усиленно подпирали спинами и над которой бьется красный флаг, долго держалась в годы войны, ее бомбили, но она не рушилась. В ней сражались наши моряки... Старого рыбака больше всего изумляло строительное искусство греков древних и генуэзцев, крепость этой кладки.

Мы в конце концов досидели до того, что в узкую щелку пролива снова стали проталкиваться какие-то катера. Поплутав среди этих опасных обрывистых скал, осторожно входили они в бухту. Высматривавший море дядя Паша первым заметил их и начал спускаться. Они появились и покамест еще не успели причалить. И я решил еще раз выкупаться на этом краснокаменном пляже. Во второй раз в этот день. Больно уж соблазнительное местечко. Несколько молодых парной с приставшего сейнера с мотками ниток в руках ползали по разостланной на песке сети.

Мы сели на камни, и я стал разуваться.

У меня все еще была надежда увидеться с этим моим Капитанаки. Но он не возвращался, никто и не мог сказать, вернется ли он в этот день к вечеру. Рыбаки, увидев нас с дядей Пашей вдвоем, подошли. Они бросили возиться с сетью и тоже сели отдохнуть.

Яслушаю дядю Пашу и подсевших к нам рыбаков. Они мне рассказывают и про колхоз, и про уловы. Сколько флоту в их колхозе и какие сети...

— Ясам,— говорит дядя Паша,— на самолете перед войной летал!