Снег большими хлопьями падал на землю. Несколько снежинок легли на волосы и щеки Григория и стекли по ним точно слезы. Толпа, слыша такие речи царя, встала на колени и громко заплакала. Другие стрельцы, верные государю, склонились и низком поклоне, и один из них проговорил:

– Государь наш. Отдай нам этих собак, мы сами разберемся с ними!

Григорий подал знак и семерых заговорщиков бросили на растерзание толпе. Сам же он, в окружении Басманова и Мосальского, вернулся во дворец, где устало уселся в резное, обитое бархатом, кресло и спросил:

– Что мне делать, дабы уберечь себя от еще одного покушения?

– Увеличь охрану, государь, – ответил Басманов, – поставь личными стрелками немцев, которые преданы тебе.

Князь Мосальский, поглаживая бороду, проговорил:

– Ведь говорил я, не нужно было оставлять вживых этого подлого змея Шуйского! – он указал рукой на окно и продолжил. – Слышишь, государь, крики? Это все его рук дело!

Григорий опустил голову и ответил:

– Как же я устал ото всего! Желаю побыть одному.

Это был приказ. Бояре, кланясь, попятились к выходу и нихо прикрыли за собой дверь. Оставшись один, молодой человек сжал подлокотники кресла, едва сдерживая слезы. Неужели на всем белом свете не осталось ни единого человека, который действительно был бы предан ему? Он сразу же стал в уме перебирать всех вассалов, которые кланятся ему и целуют сапоги до тех пор, пока он держить символы власти, но что станется с ними, если он потеряет эту самую власть? Не сделают ли бояре с ним тоже самое, что некогда случилось с Годуновыми? Не придут ли эти лизоблюды однажды к нему в опочевальню с ножом или подушкой? Что делать? К кому возвать о помощи? Кто останется преданным ему до конца жизни?

Григорий встал и, рассправив широкие сильные плечи, вышел в коридор. Двое стражников склонились перед ним: эти тоже, подумал он, верны ему до тех пор, пока он царь. Государь велел позвать челядь, отвечающую за красоту. Велев им приготовить ванную, он нашел Басманова и сказал:

– Сегодня вели никого не подпускать ко мне. Если у кого-то есть для меня послание, пусть ждут следующего дня.

– Как скажешь, мой государь, – ответил боярин, недовольный тем, то ему придется вместо отдыха вступить в разговоры с остальными боярами, которые с утра до вечера высижывают в приемном зале в ожидании царя.

Григорий нежелся в ванне. После нее ему сделали массаж спины и рук. Будучи человеком образованным, молодой царь следил за своей внешностью: каждый день специально приставленные для этого люди делали ему ванночки для кистей рук и маникюр, протирали кожу лица лосьеном и кремами, дабы она всегда оставалась чистой и гладкой, брадобрей и цирюльник укладывали его короткие волосы в прическу на европейский манер, следя также за тем, чтобы на щеках не было щетины.

Но в этот день, полный тревог, Григорий решил забыть обо всем: о заговорщиках, о предстоящей встречи с женой, о каждодневных заботах и хлопотах, о льстивых боярах и о своем враге Василии Шуйском. Накинув на тело длинную белую рубаху с серебряными пуговицами, царь велел подвести его глаза сурьмой, а губы накрасить ярко-красной помадой. Такой: накрашенный словно девица, надушенный дорогими духами, Григорий один, без охраны, отправился по темному коридору в дальний конец дворца. Он шел к тому, которому верил больше, чем кому бы то ни было и которого искренее любил.

Молодой князь Иван Хворостинин сидел за письменным столом. Свеча тускло освещала комнату, но он, не обращая внимания, старательно выводил пером буквы на чистом листе бумаги. Иван был не только князем и кравчим царя, молодой человек был известен любовью к книгам и истории. Будучи умным, образованным человеком, он открыл в себе писательский талант, став первым составителем исторических книг при молодом царя.

Погрузившись с головой в писательскую работу, Иван не расслышал звук открывающейся двери и шаги по комнате. До него донесся приятный запах духов, тогда-то он и обернулся. Какого же было его удивление, когда перед ним предстал Григорий – молодой, красивый, с легкой улыбкой на устах.

– Ты не ждал меня? – тихо спросил он и подошел к письменному столу. – Чем сейчас занимаешься, книгу пишешь?

– Пробую, – озадаченный столь необычным появлением любовника, ответил тот, убирая перо и чернила.

– Рад видеть меня?

– Очень. Сегодня ты особенно красивый.

Иван встал и подошел к царю. Князь был немного ниже ростом, но сейчас разница в росте оказалась заметней, ибо царь был обут в дорогие сапоги на высоких каблуках. Молодой кравчий нежным касанием провел по лицу государя, затем его руки опустились ниже и, весь пылая от страсти, он принялся ловкими движениями расстегивать шелковую рубаху, неистово целуя шею и сильные плечи Григория.

Григорий любил принимать ласки от Ивана, очарованный его юной красотой. Лишь немногие посвященные знали их тайну, которую они старались скрыть. Басманов не удивлялся подобной связи, ибо в стенах дворца это было обычным явлением: многие бояре и служивые люди знали, что у самого Ивана Грозного в любовниках ходил Федор Басманов.

Полночи Григорий провел в страстных объятиях Ивана. Когда все кончилось, он не пошел к себе, боясь предательского удара, а осталься лежать в постели под альковом со своим возлюбленным. Отвернувшись от князя, царь тихо заплакал. Иван взглянул на него и, коснувшись рукой его плеча, спросил: