Роберт Михайлович Слоним дождался подходящего донора, но умер в ходе самой операции по пересадке почки. Его сын, Борис, как раз успел на похороны. Он все время был рядом с Розой Абрамовной, и, словно одним своим присутствием, не дал ей сойти с ума в горе.

Борис пробыл в еврейском государстве ровно две недели своего отпуска. Третью он решил посвятить осмотру Москвы. Перед самым отъездом гость сказал Розе Слоним, что никогда бы не смог жить в Израиле, потому что в этой стране он похож на всех мужиков и шансов на любовь здешних девиц нет у него никаких, при хромоте и незнании местной речи.

Она стояла на площадке трамвая и плакала навзрыд. Такая красивая! Я тогда никак не мог пройти мимо красивой девушки.

Вот и к этой подошел, нежно взял за руку свою будущую жену Розу.

– Тебя кто обидел?

– Эдик.

– Мы этому Эдику вломим, – обещал я.

– Обязательно, – сказала она.

И мы вышли вместе на конечной остановке трамвая.

– Ну, где этот Эдик? – спросил я.

– Сейчас увидишь, – сказала Роза.

Сто шагов, и мы увидели этого Эдика в самом конце улицы Котовского, за большими мусорными баками. Он стоял в компании ребят неслабых, и сам был на полголовы меня выше. В разных мы были весах, но я тогда ходил в школу бокса к Фиме Рудерману, а у Фимы был любимый способ тренировки: ставить тяжеловеса против малявки. Вот я этого Эдика и не испугался.

– Нехорошо девушек обижать, – сказал я верзиле.

– Моя девушка, – сказал Эдик. – Что хочу, то с ней и делаю.

– Нет, – сказал я. – Теперь она моя. И обижать ее ты больше не будешь.

– Чего? – заорал Эдик и попробовал меня ударить.

Он попробовал, а я ударил: прямым слева в челюсть. Эдик упал так, будто я ему в лоб выстрелил. Тут я понял, какой он мерзкий тип, потому что никто из дружков не встал на его защиту. Парни эти даже с каким-то интересом смотрели на лежащего Эдика.

– Нокаут, – сказал кто-то без всякого сожаления.

– Так ему и надо, – сказала Роза.

Тут Эдик зашевелился, а потом сел, мало что понимая.

– Это девушка моя, – сказал я малахольному Эдику. – Ты понял?

Он ничего не ответил. Совсем не хотел спорить со мной в таком положении, и это понятно.

Тогда я взял за руку мою будущую жену Розу, и мы пошли оттуда с чувством выполненного долга.

– Хорошо, что ты его не убил, – сказала Роза. – Я бы никогда не смогла полюбить убийцу.

Мне очень тогда понравилось, что она такая добрая и готова меня полюбить. Мы гуляли вместе с месяц и решили пожениться. Тогда все евреи из нашего города надумали подняться на крыло и лететь в Израиль. Все тогда казалось, что жизни на Украине больше не будет никакой.

Мы с Розой все-таки решили отправиться в дальние края мужем и женой, а потому брак свой зарегистрировали и устроили свадьбу на сто душ в кафе «Арктика». Свадьба прошла замечательно. Только в самом конце, когда уже гости стали расходиться и уносить тех, кто не мог ходить, увидел я в сквере неподалеку того самого Эдика. Он стоял рядом с облупленным бюстом Карла Маркса, но совсем не был похож на Энгельса. Он был похож на побитую собаку.

Он стоял и смотрел на нашу свадьбу. И совсем меня не испугался. Эдик тогда был трезвый, а я пьяный и счастливый.

– Теперь видишь, что нельзя обижать красивых девушек? – спросил я.

– Вижу, – сказал он. – Только еще не вечер.

– Точно! – заорал я. – Уже ночь! Моя ночь, не твоя!

Он на мой крик развернулся и потопал к набережной.

Через месяц после свадьбы мы с Розой и родней многочисленной прибыли в Израиль. Если честно, моя жена хотела в Америку ехать, но мы опоздали. Янки сговорились с Шамиром и развернули толпу беженцев на юг, отрезав путь на запад.

Тогда у нас первая размолвка с Розой вышла. Мы опоздали всего на две недели, и по моей вине. Я тогда сказал, что хочу дождаться своего друга. Он на сейнере ходил, ловил рыбу под Херсоном. Я дождался друга. Мы обнялись, попрощались, но в результате оказались в Израиле.

– Черт меня дернул выйти замуж за неудачника, – сказала тогда Роза.

Но я эту глупость пропустил мимо ушей, потому что ходил гордый до невозможности: Роза была на втором месяце беременности. И беременность эта сделала мою жену такой красавицей, что не было в городе Хайфе ни одного нормального мужика, способного не проводить мою Розу жадным или хотя бы любопытным взглядом.