Шрифт:
– Извините. Просто я хочу понять...
– А зачем это вам?
– Ну... клятва Гиппократа...
– Ей Богу, смешно!
– Ладно... Скажите, что за место вы вспомнили? Где находится это озеро?
– В Голландии.
– Где?
– В Нидерландах, - вспомнил Андрей, как его когда-то поправлял брат.
– Очень красивое...
– И что вы ждете?
– Кого... кого я жду.
– И кого?
– Думаю, стража... Не Цербера, конечно, но кого-то...
– Сфинкса? Он задаст вам вопрос, и вы, если ответите...
– Ну, пусть "сфинкса"... Он уже приходил. И спрашивал.
– И каков вопрос?
– Как всегда, в таких случаях: "Кто я?"
– И кто вы?
– Велор.
– Если вы знаете ответ, то почему не двигаетесь дальше?
– Мало знать, надо понимать...
– Что же мешает?
– Ни что, а кто! Это вы, Генрих. Испытываете, пытаетесь убедить меня, что я Андрей.
– Так, может, так оно и есть?
– Вы в детстве сказки читали?
– Кто их не читал!
– Ах, да, действительно... Тогда, уверен, вы болели за Ивана-царевича, а не за Кощея Бессмертного.
– Разумеется. Вы разве нет?
– Тоже... Но вот в этом и проблема. Вы и Андрей... в общем люди - представители сил Порядка. Так? Сказка о Кощее Бессмертном восходит корнями к мифу о Змее. Это древний символ... некое хтоническое существо, хранитель Мирового яйца. Иван-царевич, как культурный герой, убивает этого Змея. А что значит его смерть: значит конец первозданному хаосу и начало организованного космоса. И пока Змей жив, космос находится до времени в свёрнутом виде в яйце, подобно зародышу.
– И что? Я не улавливаю смысла?
– Что если Порядок это как раз и есть противное природе состояние? Извращенное?.. Тогда Андрей - его часть.
– А Велор - часть Хаоса?
– Верно.
– Старо как мир, - вздохнул Генрих Максимович.
– Всегда есть кто-то, утверждающий, что зло - не зло, а добро - не добро... Ваша теория о Кощее и Иване-царевиче стара, как этот мир. Это лишь отголоски рождения Вселенной: Большой взрыв, состояние до и после его.
– Скажите, Генрих, вы счастливы?
– Это трудный вопрос. И ответ на него долгий и спорный.
– И все же? Можно просто взвесить все "да" и "нет", и дать короткий ответ.
Генрих Максимович на несколько секунд задумался.
– В прочем, думаю, что все же счастлив, - растянуто, ответил он.
– Но там, где-то в глубине, вы плюетесь на свою судьбу, и считает, что многое у вас не сложилось из-за каких-то там её прихотей. Нам рассказывают о воздаянии и награде, но наступающих когда-то, потом. В той жизни. А в этой: мы либо миримся и несем груз сквозь серые будни, либо сражаемся до исступления и в конце сдыхаем в канаве. И главное: вокруг обстоятельства. А кто их создал? Почему мы следуем им? Либо боремся с ними? Кто сплел нашу судьбу? Возможно ли однажды разорвать "ткань" и увидеть иное?
– Что именно?
– Если бы я знал, то не застрял бы здесь... у врат... Если бы правда была бы такой однозначной, то не было бы столько религий, столько теорий и прочего... А вдруг все же правы вы?
– Сомневаетесь?
– Нет. Просто рассуждаю... И потому стою у озера... Кстати, у вас клюёт.
Генрих Максимович чисто автоматически схватил удочку. На крючке болтался карасик килограмма полтора...
35.
Сегодня был какой-то мутный рассвет. На расстеленной кровати сидел в синей пижаме Генрих Максимович.
Он проснулся неожиданно. Вдруг открыл глаза и сел. Его густая черная шевелюра была взъерошена, как бывает после ночного отдыха.
Рядом пошевелилась жена.
– Ты чего?
– она прищурено поднялась на локоть и посмотрела на часы.
Генрих Максимович как-то перепугано на неё посмотрел.
"Глаза!.. Его глаза!
– доктор судорожно выдохнул.
– Как у животного... нет, как у рептилии..."
Он напряг память. Он точно помнил, что уже видел такие глаза.
И было это... и было это... и было это в зоопарке в террариуме.
Такие глаза он видел у питона. Еще тогда, глядя в них, он почувствовал мороз по коже. Хорошо, что змея была за стеклом.
Генрих Максимович, покачиваясь, поднялся и поплелся в ванную комнату.
На секунду-другую ему снова вспомнились глаза Велора: они казались ему очень огромными, без белков.
И приснится же такое!
Он усилием воли попытался развеять неприятный осадок, но разум, терзаемый одной мыслью, не хотел сдаваться.