Марк гнал машину, радуясь, что может быстрой ездой успокоить взвинченные нервы. Затянувшееся заседание совета измотало его меньше, чем он ожидал. Когда он вышел на улицу, у него слегка закружилась голова и зарябило в глазах, но и только. Лучше всего было бы идти и идти, без оглядки, без цели, чтобы устать и забыть обо всем. Ему не хотелось думать о вечернем заседании совета. Быть может, он внутренне уже покончил все свои счеты с банком. Ему был неприятен предстоящий разговор с кузенами.

— Полетта, — сказал он, — знаете, чего мне сейчас хочется больше всего? Чтобы на этом все кончилось. У меня нет никакого желания узнать конец этой истории. Вы меня понимаете?

— Да, — ответила она.

Но Марк даже не был уверен, что Полетта слышала его слова. Когда он взглянул на нее, она машинально улыбнулась.

— Странно, — снова начал Марк. — Но, пожалуй, все это было даже как-то слишком легко.

— Пока…

— Конечно, пока.

Она закурила, сделала три затяжки и загасила сигарету. Вообще курить она не умела и курила мало.

— Это трудный момент, — сказала она. — Надо, чтобы у вас было желание продолжать борьбу. Надо найти в себе это мужество. Вы еще не выиграли сражения.

— Да, — сказал он. — Я этого и не думаю. Я не думаю даже, что мне есть что выигрывать.

— Предположим на минуту, что мадемуазель Ламбер опровергнет ваши слова…

— Но предположим обратное, предположим, что она скажет правду…

— Тогда все кончится для вас хорошо.

— Нет, — сказал он. — Именно тогда-то все и обернется плохо. Они сейчас обдумывают сложившуюся ситуацию. Они не очень-то мужественны, но все же не оставят в беде своего дорогого председателя. Можете быть уверены, что они сейчас разрабатывают план действий на случай, если она скажет правду.

— И они найдут выход, — сказала Полетта. — Как вы думаете, они с той же легкостью читают мысли, что и чужие секретные материалы?

— Не знаю. Собственно говоря, мне это безразлично. Я больше ни о чем не думаю.

Авеню д’Орлеан была забита грузовиками. Марк вдруг представил себе, как хорошо было бы больше ни о чем не думать до четырех часов. Спать. Или ходить по улицам. Или долго гнать машину, как сейчас, чтобы нужно было так же часто переключать скорости и чтобы не было никаких забот, кроме привычной мысли о сцеплении, которое с рождества заедало. Они подъехали к дому Полетты.

— Не могу же я в конце концов желать, чтобы она солгала! — воскликнул Марк и улыбнулся.

— На вашем месте, — сказала Полетта, — я бы ничего не желала. Я бы спокойно ждала четырех часов.

— Так я и поступлю, — ответил Марк. — До свидания.

— Мне бы хотелось, чтобы вы зашли к нам выпить рюмку аперитива.

— Не могу. Меня ждет Женер.

— Я прошу вас, — сказала она. — Я вас не часто о чем-нибудь прошу. Зайдите хоть на минуту.

Полетта быстро поднялась по лестнице. Марк едва поспевал за ней. Рей открыл им дверь. Он все еще был в своем боксерском халате. Должно быть, после ухода Полетты он снова завалился спать — волосы у него были растрепаны. Сейчас он завтракал. Он снова сел за стол. Под его прибором была расстелена салфетка. Он ел сырой бифштекс, посыпанный сверху мелко нарубленным репчатым луком. Он придумал это блюдо в дни своей спортивной славы. «При такой жратве хоть кто станет чемпионом», — говорил он. За три дня до его матча с Бобби Дэем какой-то репортер сфотографировал его перед прилавком, заваленным луком.

— Ну как, — сказал Рей, — все уже кончилось? Да?

— Нет еще.

— Рей, — спросила Полетта, выходя из кухни с бутылкой «мартини» в руке, — где дети?

— В школе.

— Как, уже ушли?

— Они завтракают в школьной столовой.

— А я считала, что они едят дома, с тобой.

— Ну да, так оно и было до последних дней. Я сперва им не разрешал, но они так настаивали, прямо не знаю, что на них нашло с этой проклятой столовой…

— Ты мог бы мне об этом сказать.

— Я тебе говорил.

— Нет.

— Я ведь пошел на это, — сказал Рей, — только чтобы доставить им удовольствие.

Он нарезал свой бифштекс тоненькими ломтиками.

— Ты не можешь подождать немного? — спросила Полетта.

— Охотно! Тем более, — добавил он со смехом, — что моя еда не остынет. Извините меня, господин Этьен. За ваше здоровье!

— За ваше! — сказал Марк.

Полетта села за стол напротив мужа и закурила. Затем поднялась, выключила радио и снова села.

— Рей, — сказала она.

— Да?

— Что бы ты сказал, если бы узнал, что Драпье стали известны заметки господина Этьена?

— Я бы сказал, что Драпье подлец, но меня это не очень удивило бы. Я уже давно думаю, что ваш банк прогнил. А вы так не считаете?

— Пойми меня правильно, Рей. Речь идет о тех материалах, которые, как ты видел, я печатала здесь на этих днях.

— Ну, тогда это совершенно невозможно. Наверно, это просто блеф!

— Да, — сказал Марк, — только так это и можно объяснить. Извините меня, я должен идти.