– Обижаешь, мутер. Я, конечно, не первой молодости, но учтив, обходителен, остроумен в беседе, изыскан в манерах, и вообще являю собою образец современного образованного человека. Изволь, мутер, я спешу очень, у меня с нею назначена встреча, мы опять идем гулять в парк, кататься на санях.

Барыня открыла ящик стола, вытащила пачку ассигнаций, и протянула Сынку.

– Здесь две тысячи. Посмотрим, что из этих твоих ухаживаний выйдет. Чем черт не шутит, может, слезешь наконец с нашего иждивения.

– Благодарю, мутер. А Ивушку пороть надо.

– Это тебя пороть надо. На Ивушке все дело держится.

– Да ладно! С ее обязанностями любая дура справится.

– Беги, беги на свидание, рыцарь.

– До вечера, мутер.

Оставшись одна, Барыня дораскладывала пасьянс и задумалась.

Она уж чуть со счета не сбивается, сколько у нее внуков и внучек. Разумеется, если об этом узнает отец предполагаемой невесты-купчихи, никакой свадьбы не будет, а учитывая низкое происхождение миллионщика и свойственные такому происхождению предрассудки – Сынка и впрямь могут поколотить. С другой стороны, миллионщик не местный, заграничный, может и не будет наводить справки. Может, женившись на наивной купеческой дочке, остепенится Сынок? Может, она нарожает ему в законном браке детей, которых он действительно будет любить, а не то, что теперь?

Дверь снова отворилась, и снова вошел Сынок, сопровождаемый лысоватым господином в богатой шубе и с тростью.

– Вот хозяйка заведения, – говорил Сынок господину. – Вот она вам все объяснит, во все вникнет, если что не так – исправит. Мутер, этот господин чем-то недоволен, по-моему. Я побежал, я уж опаздываю.

И Сынок скрылся за дверью.

Барон встал рядом с креслом напротив стола.

– Что вам угодно, сударь? – спросила Барыня.

– Не позволите ли присесть, сударыня? – учтиво спросил Барон, и произношение его в этот момент очень напоминало произношение Шустрого – возможно, он родился в тех же весях, что и заблудившийся, сойдя с военной тропы, столяр.

По шубе и фраку под ней, а также по тонкой трости, опытная Барыня определила, что имеет дело с человеком состоятельным. С такими нужно быть любезной – от них много прибыли выходит в конце всякого месяца.

– Присаживайтесь.

Барон присел.

– Я, сударыня, вот по какому делу. Я, изволите ли видеть, являюсь братом девицы, за которой ухаживает ваш сын.

– Ах вот как! Очень приятно.

– А мне не очень, сударыня. Я выгляжу немного старше своих лет, и в столице вашей все подумали, что я не брат ее, а отец.

– Понимаю вас, сударь. Но позвольте заметить вам – вы такой степенный, такой солидный человек, что ошибиться легко.

– Не от этого происходит неприязнь моя, – заверил ее Барон. – А от того, что сын ваш, сударыня, за сестрою моей увивается. Жениться на ней я ему, конечно, не позволю, это нонсенс. Но мне неприятно даже то, что их просто видят вместе.

– Почему же? – спросила Барыня, сузив глаза. – Вы считаете, что мой сын…

– Я считаю, что сын ваш бездельник и пьяница, – веско сказал Барон. – И что честной девушке он вовсе не пара.

– Что вы себе позволяете, сударь!

– Тем более, что у девушки есть жених, который временно уехал в пригород, но вернется через день или два.

– Подите вон, сударь.

– Сударыня, я заплачу вам столько, сколько вы скажете, если сын ваш свои ухаживания прекратит.

– Я сказала…

– Пятьдесят тысяч.

Барыня осеклась. К серьезным суммам она питала уважение с ранней юности.

– Впрочем, – сказал Барон, пожимая плечами и переходя на язык страны, в коей жили Сынок и Барыня, – я мог бы просто дать ему в морду. И сберечь таким образом эти самые пятьдесят тысяч. Он много пьет, от военной выправки и следа не осталось, хлипкий стал. Ладно, это все вздор, а поговорить я с вами, сударыня, хотел вот о чем. Когда-то давно, лет пятнадцать назад, я уж посылал человека в этот город, чтобы выяснить, что сталось с одной из ваших бывших крепостных, а именно, с женщиной по прозвищу Полянка. Ответ я получил, и ответ неутешительный. Ее к тому времени не было уже в живых. Год назад, посещая столицу лично, я навел дополнительные справки. Ответ был тот же, но появились сомнения. Я не люблю, когда всякое говно вроде вас и вашего сына морочит мне голову. Потому-то я и требую, чтобы вы дали мне прямой ответ. Если Полянка жива и по-прежнему находится в вашем распоряжении, я ее у вас куплю. За те же тринадцать денариев, которые за нее заплатили в прошлый раз. С учетом времени, разумеется, сумма выросла – двадцать денариев дам. Говорите: жива Полянка?

Барыня не верила своим глазам.

– Позвольте, – сказала она. – Неужели … вы ее сын?

– Я ее сын, – подтвердил Барон. – А сестра моя – ее дочь. А все государи Европы – мои хорошие знакомые. Равно как и все судебные приставы. – Он поднял трость и стукнул ею по краю стола, на котором Барыня раскладывала пасьянс. Барыня вздрогнула. – И вам даже в голову не может придти пугать меня бумагами, согласно которым я тоже являюсь вашей собственностью. Кто поверит содержательнице публичного дома?

– Ничего этого не нужно, – миролюбивым и несколько виноватым тоном сказала Барыня. – Я признаю, что выгляжу в твоих глазах чудовищем…

– На вы, пожалуйста, сударыня.

– В ваших глазах. У меня во время оно не было иного выхода, но я отдаю себе отчет, что содеянное простить трудно. Мать ваша скончалась восемнадцать лет назад. К сожалению, это правда. Вы хотели бы посетить могилу…

– Нет, – сказал Барон. – Не сейчас. Я просто хотел посмотреть вам в глаза, сударыня. И послушать, что вы скажете. Посмотрел и послушал. В церкви вы бываете редко – это странно, ибо как правило люди из вашей области деятельности очень набожны – замаливают грехи ежедневно. Вам, наверное, стыдно обращаться к Богу. От Него ведь ничего не утаишь, невинной овечкой не прикинешься. А я не Бог, и потому вам не стыдно, бровью не поведя, лгать мне в лицо. Помогают вам в этом, наверное, опыты вашей молодости – вы ведь из актрис в дворянство проникли?