Дюрант кивнул:

— Хорошо. Теперь можно возвращаться в резиденцию.

В сопровождении Маццо и пяти телохранителей, оттеснявших корреспондентов и фотографов, я сел в «роллс-ройс» и возвратился в дом Фергюсона.

Это было интересное утро. Я познакомился с Соней Малькольм. И пока шофер-японец вел машину по бульвару, я думал о ней. Было в ней что-то притягивающее. Затем я узнал, что корпорация Фергюсона заняла тридцать миллионов долларов и кредиторам не по себе. Я показал Дюранту, что со мной нужно считаться.

Да, очень интересное утро.

Я подумал о человеке, закрытом в левом крыле дома. «Джерри, ты мог бы быть Джоном».

— Да, — сказал я себе, когда машина въезжала в резиденцию. — Если сыграть умно, то можно стать Джоном Мерриллом Фергюсоном.

Мы лежали рядом на громадной кровати. На часах было начало четвертого утра. От ночника над кроватью падали тени. Я видел ее обнаженное тело — тело, которое не вылепил бы и скульптор.

Она молча вошла в комнату полчаса назад. Наша любовь была яростной, но это была не любовь, а похоть. Лоретта была неотразима, но в глубине души я не доверял ей.

Тикали часы. Мы лежали молча, пока не отдышались.

Я потянулся за сигаретой:

— Хочешь сигарету?

— Да.

Я зажег две сигареты и дал ей одну. Интересно, она собирается уходить? Мне хотелось спать.

— Ты прекрасный любовник, Джерри.

— Ты тоже.

Долго еще она будет продолжать эти банальности?

— Дюрант доволен тобой, — сказала она после долгой паузы. — Он сказал, что ты здорово говорил по телефону.

— Мне за это платят. — Я закрыл глаза. Почему она не уходит?

— Джону гораздо хуже, — продолжала Лоретта. — Я видела его сегодня. Он не узнал меня.

— Не позавидуешь.

— Да. — Она помолчала. — Ты должен знать кое-что о его матери. — Огонек ее сигареты загорелся ярче.

Я встревожился:

— Его матери?

— Ты знаешь ее. Она организовала твое похищение. Это беспощадная и опасная старуха.

Знал ли я это? Что ж, возможно. Я вспомнил ее разговоры о моем таланте и как она усыпила меня.

— Да, она твердый орешек.

— Она думает только о деньгах. Все, что интересует ее в сыне — это его богатство. Она живет в Сан-Франциско и никогда не приезжает, чтобы увидеть его. Каждый день звонит и спрашивает о нем. Она не хочет знать, поправляется ли он. Она хочет знать, когда он умрет. Когда это случится, она станет президентом корпорации и унаследует его богатство. Деньги — ее бог, и ей не терпится, чтобы Джон поскорее умер.

Теперь я был крайне обеспокоен.

— Подожди, ты его жена. А она может получить только то, что он завещает ей. Он не может оставить ей все.

Она потянулась к пепельнице, чтобы затушить сигарету. У нее была красивая спина. Это был очень коварный маневр, и он не пропал даром, но я обеспокоился еще больше.

— Есть две главные проблемы. — Она легла на место. — Джон никогда не составлял завещания.

Я обдумал это. Было трудно поверить, что такой человек, как Джон Меррилл Фергюсон, не составил завещания, но ведь есть такие люди, которые не верят, что могут умереть.

— Как его жена, ты можешь не беспокоиться. Будут, правда, мелкие юридические проблемы, но твои адвокаты в два счета уладят это. В любом случае, разве уже поздно? Разве ты не можешь уговорить его составить завещание?

— Безнадежно. Он даже не узнает меня. Он просто сидит и смотрит в пространство.

— А вторая проблема?

Она положила руки на грудь и закрыла глаза.

— Я могу тебе доверять, Джерри? Мы должны доверять друг другу.

Где я слышал все это раньше? В какой-нибудь мелодраме, где я играл?

— Если ты имеешь в виду, что это должно остаться между нами, то я обещаю, — осторожно ответил я.

— Спасибо, Джерри. Ты единственный, кому я могу это сказать и кому доверять.

— Ну, так какая же вторая проблема?

— Я не жена Фергюсона.

Я чуть не подпрыгнул.

— Что ты говоришь! — Я встал с кровати, одел халат, включил настольную лампу и посмотрел на нее. Она лежала на кровати, словно центральная страница «Плейбоя». — Ты ему не жена?

— Да. Иди сюда, Джерри, выслушай меня.