– Отличная идея. – Эш ухмыляется. – Сказать по правде… я ненавижу авокадо.

Я смеюсь.

– Что?

– Авокадо. Я их ненавижу. Они скользкие и на вкус, как мыло.

– Авокадо совсем не как мыло. – Я снова смеюсь. – А я ненавижу этот корсет. – Я тычу пальцем в жесткий панцирь. – Почему мужчин не заставляют носить такие идиотские доспехи?

– Я не думаю, что герцог выглядел бы в них так же изящно, как ты, – отвечает Эш.

Мои щеки заливает румянец.

– Я выгляжу ничуть не лучше, чем большинство женщин на этом балу.

– Не сравнивай себя с ними, – резко произносит он. Я застываю от удивления. Он смущается. – Извини. Я виноват, я…

– Все хорошо. Я неправильно выразилась. – Я бросаю взгляд на дворец. – Я совсем не такая, как они, – бормочу я.

– Да, – соглашается Эш. – Ты не такая. – Его слова жалят, как оскорбление, пока он не добавляет: – И я нахожу это высшей формой комплимента.

– Сколько раз ты бывал здесь? – спрашиваю я.

– В королевском дворце? Вот уже двенадцатый раз я удостоен приглашения.

Я не могу удержаться от улыбки.

– При мне можно не выражаться так высокопарно. Я всего лишь суррогат, ты не забыл?

Эш улыбается.

– Наверное, привычка. – Он замолкает. – Это действительно звучит нелепо. Иногда мне кажется, что я уже не слышу себя настоящего. Впрочем, меня никто и не слушает.

– Я слушаю, – тихо говорю я.

Молчание. И все равно он не двигается.

– О чем ты думала? – спрашивает он. – Когда играла? Ты словно была где-то далеко.

– Я снова была в Южных Воротах. Это наш инкубатор. Играла для своих девчонок. Они любили слушать меня, когда я репетировала.

Он встает. Я чувствую, что он сейчас уйдет, а мне этого совсем не хочется. И вдруг слова сами собой слетают с моих губ.

– Если ты когда-нибудь захочешь послушать… ну, музыку… иногда я играю в концертном зале. Нет, не подумай… это просто для себя, не концерт какой-нибудь, но… – Мой голос обрывается.

Эш пробегает рукой по волосам, его лицо выражает досаду. Он выходит из беседки и идет ко мне, останавливаясь так близко, что я чувствую тепло его тела. Мои пальцы зудят от желания прикоснуться к нему, прочертить овал его лица, рельефные мышцы груди. Я хочу, чтобы он обнял меня, прижался губами к моим губам, зарылся руками в моих волосах. Желание – сильное и необъяснимое – захлестывает меня, и оно мне приятно.

– Почему ты оказалась в моей комнате? – спрашивает он. – Что ты там делала?

– Я… я заблудилась.

– Ты заблудилась, – повторяет он, но по его тону чувствуется, что он имеет в виду нечто совсем другое. Его взгляд прожигает меня насквозь, но тут он качает головой и, не произнося ни слова, поворачивается и уходит, оставляя меня в изумлении и одиночестве.

На следующее утро я просыпаюсь с пульсирующей головной болью.

– О… – Со стоном прижимаю руку ко лбу. Во рту сухо, послевкусие жуткое. Мне не следовало пить столько шампанского.

Прежде чем вызвать Аннабель, я достаю из ящика своего комода маленькую инкрустированную шкатулку, где вчера вечером спрятала камертон, пока Аннабель развешивала мое платье. В шкатулке есть второе дно, и, чтобы открыть его, я вытряхиваю серьги, браслеты, кулоны. Камертон лежит на бархатной подушечке, и я любовно поглаживаю его пальцем. Не знаю, что случится сегодня в полночь, но горю желанием узнать.

Я складываю обратно драгоценности и убираю шкатулку в ящик. Только после этого дергаю за шнур звонка, вызывая Аннабель.

После завтрака я чувствую себя гораздо лучше. Мы с Аннабель проводим тихий день в моей комнате. Она несколько раз обыгрывает меня в «Хальму», потом я делаю вид, что увлеченно читаю, но мысленно сама то с Эшем у беседки возле пруда, то с камертоном сегодня в полночь.

Внезапно распахивается дверь, да с такой силой, что сотрясаются стены. Мы с Аннабель подпрыгиваем в креслах, когда входит герцогиня в сопровождении своих гвардейцев.

– Вон отсюда, – приказывает она Аннабель, которая тут же исчезает из комнаты.

Герцогиня сверлит меня суровым взглядом.

– Я хорошо о тебе заботилась, не так ли? – спрашивает она.

– Д-да, моя госпожа, – запинаясь, бормочу я.

– И твоя жизнь была приятной, как я и обещала, не так ли?

Я киваю, пытаясь понять, что я такого натворила. Может, она знает про Люсьена? Или видела меня с Эшем?

– Тогда потрудись объяснить, почему одна из горничных нашла вот это. – Она швыряет на кофейный столик какой-то овальный предмет.

Это портрет, который я изменила заклинанием на цвет. На нем кожа герцогини по-прежнему отвратительно зеленая. Я внутренне съеживаюсь от страха, и, когда поднимаю глаза, догадываюсь, что на моем лице виноватое выражение.