излюбленным местом прогулок римлян. С террасы Пинчио можно было любоваться

графическим овалом площади дель Пополо с обелиском в центре, вдаль от площади

уходила перспектива бульвара Савой, характерный римский пейзаж с силуэтом

микеланджеловского купола над Ватиканом вдали.

Она терзает Пинчио, маленькую белую собачонку. Этот Пинчио, этот трогательный

Пинчио, каждый раз напоминает ей Рим. Она записывает в дневник, что боится остаться в

Ницце, что просто теряет здесь разум. “ Я не могу!!! Я не создана для этой жизни, я не

могу!” Манит ее Италия, вечный Рим, где он непременно появиться с отцом. При одном

воспоминании о Риме она почти лишается чувств...

Тут как раз снова на побережье возникает отец и приглашает ее запиской в отель

“Люксембург”, где он остановился, вызвав к себе сестер, княгиню Эристову из Сан-Ремо

и, надо полагать, мадам Тютчеву, которая живет в Ницце и с которой женская колония

Башкирцевых и Романовой по-прежнему не общается. После некоторых сомнений Муся

все же едет к ним одна. На несколько дней они перебираются в Сан-Ремо, Муся

поселяется в Сан-Ремо с тетей, но госпожа Романова не хочет с родственниками общаться

и остается в отеле, когда она уезжает к ним. Муся уговаривает отца съездить хотя бы на

пару дней в Рим. Он соглашается, если с ними поедет мать. Муся с виллы княгини

Эристовой телеграфирует матери, и та срочно прибывает в Сан-Ремо.

По тем отрывках дневника, что опубликованы, все это очень сложно понять, за их

передвижениями трудно уследить, хотя напряженный ритм светской жизни, эти

беспрерывные передвижения в пространстве очень хорошо характеризуют время. За

отрывочными записями дневника не встает целостной картины, но она легко

восстанавливается, если знать названия, упоминаемые в тексте. Они едут на поезде через

Римскую Кампанию, Башкирцева занимается, по ее словам, узнаванием мест. Начало

поезда уже въезжает под стеклянную крышу вокзала, а она все ищет глазами крышу

базилики San Giovani de Laterano, одной из самых знаменитых в Риме.

В Риме она, наконец, узнает, что кардинал Антонелли в ноябре умер и оставил Пьетро в

наследство серебряные ложки и вилки. Печальный финал ее мечты. Она вышла на

лестницу в том же отеле, где происходили их последние объяснения, опирается на шар в

углу перил, как опиралась в тот памятный вечер и с грустью думает о Пьетро.

Не думайте только, что кардиналу Антонелли нечего было оставить своим наследникам.

Он оставил огромное состояние своим трем братьям, в том числе и отцу Пьетро.

Завещание Джиакомо Антонелли вскоре, уже в 1877 году, было оспорено в суде. У него

объявилась якобы дочь, графиня Ламбертини, претендовавшая на часть наследства.

Процесс длился несколько лет и, наконец, ее иск был отклонен кассационным судом в

Риме, так как ее происхождение от Антонелли осталось недоказанным. Не было тогда

генетических экспертиз.

А Марии в Риме на сей раз больше нечего было делать и она возвращается в постылую

Ниццу. Полтава-Вена-Париж-Ницца-Сан-Ремо-Рим-Ницца и все это меньше, чем за два

месяца, в таком ритме они живут.

Глава одиннадцатая.

НЕАПОЛЬ. КОКОТКА В БЕЛОМ И ГРАФ ЛАРДЕРЕЛЬ

В Ницце на нее находит приступ отчаянья, она катается по полу, рыдает, потом вдруг

хватает тяжелые бронзовые часы и бежит с ними к морю. Дина бежит за ней, опасаясь

самоубийства, но Муся топит в море только часы. Часы были хорошие, с бронзовым

Полем без Виргинии. Поль держал в руках удочку.

Через некоторое время они уже смеются, вспоминая о происшествии, и шутят, что Поль, верно, ловит теперь своей удочкой рыбу.

– Бедные часы!
– восклицает Башкирцева.

Так жить больше не хочется, но тут прибывает заказанный ею у Биндера экипаж, которым

она рассчитывает потрясти общество.

Две девушки в белом экипаже, запряженным двумя маленькими белыми пони, с верхом из

имитации итальянской соломки выезжают, на Promenade des Anglais в Ницце. Их путь

лежит на скачки, куда собирается все общество Ниццы. Муся с Диной думают, что они