Ее отец производил устрашающее впечатление на большинство людей. Только не на Рафаэля. Получив вызов, Рафаэль надел на себя маску еще более холодного, еще более леденящего достоинства, чем была у ее отца. Сара уже давно поняла, что именно поэтому ее тогда и убрали насильно со сцены. Она была самым слабым звеном в цепи, и отец выбрал ее, поскольку сломать Рафаэля ему оказалось не под силу.

Рафаэль же наверняка бы ей все рассказал о той женщине в Нью-Йорке и не стал бы оправдываться. Она бы сидела прямо перед ним, всячески избегая его взгляда и стараясь не слушать его. Он мог бы даже броситься перед ней на колени и вымолить прощение, не потеряв при этом ни грамма своей неистовой гордости.

И она вернулась бы к нему. Почему? Да просто потому, что любила его, любила с такой силой, какой в себе раньше и не подозревала, она любила его так, как никого уже больше полюбить не сможет. Она почувствовала отвращение к самой себе. Слава Богу, этот выбор ее миновал. Рафаэль наверняка бы ее убедил в том, что та женщина в Нью-Йорке была просто достойным сожаления эпизодом, который никогда больше не повторится. В девятнадцать она была такой наивной и такой впечатлительной, а Рафаэль так хорошо умел убеждать.

Высоко подняв голову, Сара откашлялась:

– Близняшки...

Рафаэль нарушил обещание не перебивать ее.

– Так что с близняшками?
– прервал он ее, как будто ожидал от нее чего-то совсем другого.

– Они счастливы, они хорошо устроены, - закончила Сара.
– Им не нужен залетный отец. К тому же я очень сомневаюсь, что эти любопытные четырехлетние малыши не помешают твоему явно перегруженному сексуальному календарю.

– Ага.
– Рафаэль по-прежнему смотрел на нее с раздражающей холодностью.
– И что же привело нас к такому заключению?

– Меньше чем за двенадцать часов я видела тебя с двумя разными женщинами!
– выпалила Сара, с трудом сдерживаясь.

– И что же в этом странного?
– с легкой иронией спросил Рафаэль.

– Если ты считаешь, что я позволю моим детям общаться с таким аморальным типом, то ты заблуждаешься!
– все более распаляясь, заявила Сара с горящими щеками.
– Я настаиваю на том, чтобы ты оставил нас в покое!

Рафаэль склонил темноволосую голову набок.

– А может, ты просто хочешь, чтобы я оставил в покое чужие постели? переспросил он мягким, вкрадчивым голосом, а в глазах у него засверкали молнии.

Сара заморгала, совершенно сбитая с толку таким оборотом дела.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего особенного, - заметил он.
– Весь этот разговор... он доставляет мне массу удовольствия.

– Не понимаю, о чем ты!
– резко заявила Сара.
– Я просто говорю то, что думаю.

– То, что ты думаешь, совершенно неестественно для женщины, прожившей по собственному желанию целых пять лет отдельно от мужа.

Несколько секунд Сара напряженно раздумывала над этим неожиданным для нее утверждением.

– Неестественно?
– высоким голосом переспросила она.
– Я намерена уберечь детей от твоего влияния.

– А кто убережет их от твоего? И твоих родителей?
– насмешливо спросил Рафаэль.
– Я бы не доверил вам воспитание даже хомяка.

– Как ты смеешь так со мной разговаривал"?!

Сара, возмущенная до глубины души, попыталась пройти мимо Рафаэля прямо к двери, но он железной хваткой схватил ее за тонкое предплечье.

– Как... я... смею?
– с болью и возмущением, кипевшими в темных глубинах его тигриных глаз, переспросил он.
– Будь у меня хоть чуточку меньше самообладания, я бы показал тебе, что я чувствую. Ты лишила меня детей. Я потерял четыре невосполнимых года из их жизни. Я, их отец, для них совершеннейший незнакомец. Если бы я встретил их на улице, то прошел бы мимо. Я даже не знаю, как их зовут! Я бы с радостью тебя убил за то, что ты с таким самомнением украла у меня и у них!

Он отпустил ее онемевшую руку с выражением, будто отталкивал ее or себя, и Сара отшатнулась, бледная и потрясенная, с дрожащими коленями.

– Я и не подозревала, что ты не знаешь о существовании Джилли и Бена!
– слабо возразила она.

– И ты думаешь, я в это поверю?

– Но это правда!

Он хрипло рассмеялся и мягко отступил от нее.

– Ты думаешь, я не понимаю, что тебя сюда привело?
– полоснул он ее леденящим взглядом.
– Ты боишься того, что я могу сделать.

В смятении, со смешанным чувством ужаса и вызова Сара смотрела на его прекрасное смуглое лицо.

– Ты ничего не можешь сделать!

Губы его скривились в угрюмой усмешке.

– Сара, в некоторых вопросах ты по-прежнему наивна, как ребенок. По закону ты не имела права лишать меня отцовства. Подобное допускается только по взаимному согласию между мужем и женой либо по суду, - пояснил он.
– Между нами такой договоренности не было, как не было и соответствующего решения суда. И если ты не сделаешь то, что мне нужно, то тебе больше не помогут ни ложь, ни лицемерие, к которым ты прибегла, чтобы скрыть от меня рождение двойняшек. На суде все всплывет...