– Как так - калекой?
– удивился Поль.

– Одноруким. Поэтому он больше не мог работать топором, вот и стал браконьерствовать.

– Одной рукою?
– спросил Поль.

– Ну да, одной рукою. И уверяю тебя, стрелял он метко. Каждый день приносил куропаток, кроликов, зайцев и продавал их потихоньку повару в замке. Так вот, в один прекрасный день Мальбуске встретился нос к носу с кабаном, не очень крупным - ровно семьдесят кило, мы потом его взвесили. Так вот, Мальбуске не устоял перед соблазном: выстрелил, причем попал, но у раненого кабана хватило сил вонзить в пего клыки, повалить наземь и разорвать на части. Да, на части, - повторил дядюшка.
– Когда мы его нашли, то сначала увидели посреди тропинки зеленовато-желтую длинную веревку - наверно, метров в десять: это были кишки Мальбуске.

Мама и тетя Роза охнули - им стало не по себе, - а Поль захохотал и захлопал в ладоши.

– Жюль, - сказала тетя, - не рассказывал ты бы такие ужасы при детях.

– Напротив, - возразил отец (он всегда старался из всякого злоключения извлечь урок для окружающих), - это для них прекрасное руководство на будущее. Полезно знать, что кабан - опасное животное. Итак, дети, если вдруг чудом увидите кабана, немедленно забирайтесь на ближайшее дерево.

– Жозеф, - взмолилась мама, - обещай, что ты тоже залезешь на дерево и притом ни разу не выстрелишь!

– Хорош был бы он в этаком виде!
– воскликнул дядя.
– Полно, вспомните, что у Мальбуске не было крупной дроби. Но у нас-то она есть!

Он принес из кухни горсть патронов и положил на стол.

– Они длиннее обычных, потому что я насыпал в них двойную порцию пороха. Такой заряд бьет зверя наповал! Но при одном условии, - добавил он, обращаясь к моему отцу, - стрелять под левую лопатку. Заметьте себе, Жозеф, я сказал: под левую!

Поль был озадачен;

– Но, если он от тебя побежит, ты будешь видеть только его зад. Что тогда делать?

– Это проще простого. И мне странно, что ты сам не догадался.

– Нужно выстрелить ему в левую половинку?

– Ничего подобного, - ответил дядя.
– Нужно только помнить, что кабан очень любит трюфели...

– А дальше что?
– с живым интересом спросила мама.

– Ну как же, Огюстина! Вам нужно просто наклониться влево от себя и крикнуть, да погромче, через левое плечо: "Ах, какой дивный трюфель!" Тогда, привлеченный этим, кабан озирается, делает поворот налево от себя и подставляет вам свою левую лопатку.

Мать расхохоталась, за нею и я. Отец улыбнулся, а Поль заявил:

– Ты сказал это только так, для смеху.

Но сам он не смеялся, потому что решительно не знал, чему теперь верить.

* * *

Обед, прошедший под знаком охоты, тянулся гораздо дольше обычного, и было уже девять часов вечера, когда мы встали из-за стола, чтобы приступить к изготовлению патронов. Мне позволили остаться, так как я заметил, что это будет для меня "уроком наглядного обучения".

– Полчаса, но больше, - наказала мне мама и унесла задремавшего Поля, который, не раскрывая глаз, слабо повизгивал в знак протеста.

– Прежде всего, - сказал дядя, - обследуем оружие. Он подошел к буфету, извлек спрятанный за тарелками красивый футляр из коричневой кожи (я чувствовал себя глубоко посрамленным, что не обнаружил его раньше) и вынул очень изящное ружье, на вид совсем повое. Ствол был чудесного матово-черного цвета, гашетка - никелированная, а резной приклад украшала фигурка лежащей собаки, словно вросшая в полированное дерево.

Отец взял в руки дядино ружье, осмотрел и от восторга даже свистнул.

– Свадебный подарок старшего брата, - объяснил нам дядя.
– Шестнадцатый калибр, марки "Верне-Каррон", с ударником.

Он нажал затвор, механизм открылся, удивительно приятно щелкнул: "клик-клак", и дядя посмотрел сквозь отверстия стволов на лампу.

– Смазано превосходно, - сказал он, - но завтра осмотрим еще раз, внимательнее.
– Повернувшись к отцу, он спросил: - Ваше где?

– У меня в комнате.
– И отец торопливо вышел из столовой.

Я и не подозревал о существовании папиного ружья и очень обиделся, что он по доверил мне эту изумительную тайну. Я ждал его с нетерпением, стараясь угадать по его шагам, куда он идет, а по щелканью ключа - в каком месте спрятано ружье. По мои шпионские догадки ни к чему не привели, и вскоре я услышал, как отец быстро спускается вниз.

Он принес большой желтый футляр, купленный без моего ведома, должно быть у старьевщика: почтенный возраст вещи выдавали длинные трещины, а сквозившая в них белесая масса свидетельствовала, что футляр сделан из папье-маше.

Жозеф открыл эту жалкую бутафорию, смущенно улыбаясь:

– Пожалуй, мое ружье покажется довольно убогим рядом с вашим современным оружием. Но его подарил мне отец.

Превратив таким образом этот древний самострел в благопристойную реликвию, он извлек из футляра одну за другой три части огромного ружья.