– Настаиваю, Робин. Самым решительным образом. Это пойдет на пользу силам мира и прогресса. Вы уж мне поверьте.

Было ясно, что он опять ничего толком не объяснит и не намекнет даже. И было ясно, как день, что у него есть цель, есть план, есть замысел. И придется ему споспешествовать. Раз уж вообще взялся на него работать.

– Что у нас сегодня на обед?
– спросил сэнсей.

– А что бы вы хотели?

– Рыбный суп. И бутерброды из черного хлеба с аджикой.

Роберт не удержался, расплылся в улыбке, как довольный младенец.

– Жутко вредно!

– А наплевать. Все вредно. Поправьте меня, если я ошибаюсь: "Все, что есть приятного в жизни..."

– "Все, что есть хорошего в жизни, либо аморально, либо незаконно, либо ведет к ожирению". Первый постулат Пардо. Ладно, убедили. Будет вам рыбный суп с черным хлебом с аджикой.

– С хлебом с маслом и с аджикой!

– С маслом и с аджикой.

Сэнсей удовлетворенно вздохнул, снова лег навзничь и сложил ладони на груди.

– Замечательно, - сказал он.
– Тогда я еще погоризонталю. После обеда сон - серебро, а до обеда - золото!

Роберт не стал спорить. Он вернулся к себе, на рабочее место, и сейчас же позвонили в дверь. Никому не было назначено на это время, и Роберт, заранее насупившись, пошел смотреть, кто там еще пожаловал. Оказывается, пожаловал несчастный Вадим Резалтинг-Форс, уже вполне протрезвевший, но - в своей штопаной серой штормовке, в кепчонке своей кожаной - похожий не то на бомжа, не то на студента-пропойцу, - замерзший, скукоженный, красноносый и мокрый.

– Я - к сэнсею, - объявил он прямо с порога в ответ на изумленно-неприветливый взгляд Роберта.

– Сэнсей занят.

Он словно ждал этого.

– Ну я тогда просто с тобой посижу. Можно? Или ты тоже занят?

И такая жалкая готовность принять самое худшее, такая раздавленная гордыня, такая безнадежность пополам с жалобной заносчивостью прозвучали в этом вопросе, что Роберт, сам того не желая, посторонился и пропустил его в дом.

В прихожей он велел ему раздеться, повесить штормовку на плечики, велел кеды отсырелые снять и надеть гостевые тапочки, завел в туалетную, дал полотенце - вытереть морду. Вадим подчинялся беспрекословно и даже с готовностью, и Роберт подумал, что давно уже не видел такого Вадима: тихого, покорного, послушного. Видимо, вчерашнее "очищение подпространства души" сделало свое светлое дело.

Сначала он хотел отвести его в дежурку, а потом решил, что это будет слишком близко к сэнсею, и выбрал кухню. Тем более, что скоро все равно надо будет готовить обед.

На кухне Вадим, как благовоспитанный мальчик, уселся на табуретку ладошки под себя, - и они поговорили. Вполне светски.

– Чайку заварить?

– Чай-кю?

– Да, чайкю. Заварить?

– А какой у тебя?

– "Крепкий".

– Ну, уж я надеюсь, что не жидкий...

– Да нет. Называется так: чай "Императорский. Крепкий".

Вадим задумчиво спел:

– "Чай "Великий Тигр" каждый выпить рад"...

– Понятно. Может, кофей-кю?

– "Кофе пить будем и державу подымем!.."

– Хм. Ты сегодня в хорошей форме. Может, водочки?

– Нет, - сказал Вадим решительно.
– Хватит с меня. Тем более, я теперь человек внутренне чистый. Зачищенный, так сказать. Кстати, ты видел, как он это делает?

– Богдан? Нет. Не видел никогда. А что?

– Так. Интересно было бы посмотреть. "Зачистка", как никак, не хрен собачий. "Зачищение подпространства".

– Не знаю, не видел, - повторил Роберт.
– Знаю, что он ушел к тебе со своим воспитуемым, с Вовой с этим, а потом через полчаса вышел, очень мрачный, и сказал: "Все, хватит с него, засранца..." То есть - с тебя.

– А Вова что сказал?

– А Вова не сказал ничего. У Вовы был такой вид, будто он вообще смутно представляет, где он находится и который на дворе год.

– Сильная штука - эта зачистка, - сказал Вадим.
– Я ничего не помню. А проснулся - будто это не я. Будто выздоровел от какой-то застарелой пакости... Представляешь?

– Нет.

Вадим покивал, глядя мимо Роберта в окно.

– Будто совсем новый человек, причем даже малознакомый. Мощная штучка - наш Богдаша. А я, надо признаться, никогда в него по-настоящему не верил. Думал, все это так, залепуха. Для старух...
– Он помолчал.
– Впрочем, в любом случае все это ненадолго. Увы.

Роберт не захотел уточнять. Да он и сам знал, что ненадолго.

– А Матвей где?
– спросил он. Просто так спросил. Чтобы переменить тему.

– Я от него улизнул.