Он развел руками:

– Такая жестокая кара – ее мстительность! Моя наложница, с которой я хорошо обращался, которой оказывал уважение, которую похоронил с соблюдением должных обрядов, на которую не жалел денег… Я дружески разделял с нею еду и питье – тому есть свидетели. Ей не на что было жаловаться – я делал для нее больше, чем остальные считали правильным и уместным. Я был готов предпочесть ее своим сыновьям, своей плоти и крови. Почему она восстала из мертвых и преследует меня и мою семью?

– Думаю, что мертвая женщина, – серьезно произнес Мерсу, – желает зла не лично тебе. Когда ты пил вино, оно было безвредным. Кто в твоей семье обижал мертвую наложницу?

– Женщина, которая умерла, – кратко ответил Имхотеп.

– Понятно. Ты имеешь в виду жену твоего сына Яхмоса?

– Да. – Он помолчал немного, затем взмолился: – Что мне делать, мудрый жрец? Как защититься от этого зла? Будь проклят тот несчастливый день, когда я привел эту женщину в свой дом!

– Да, это был несчастливый день, – низким голосом сказала Кайт, появившаяся в проходе, ведущем на женскую половину.

Ее глаза блестели от сдерживаемых слез, а простое лицо светилось такой внутренней силой и решительностью, что стало почти красивым. Низкий, хрипловатый голос дрожал от гнева.

– Это был несчастливый день, когда ты, Имхотеп, привез сюда Нофрет – чтобы она убила самого красивого и умного из твоих сыновей! Она принесла смерть Сатипи, она принесла смерть моему Себеку, а Яхмос только чудом остался жив… Кто следующий? Пощадит ли она детей – та, которая ударила мою малышку Анх? Нужно что-то делать, Имхотеп!

– Нужно что-то делать, – повторил Имхотеп и вопросительно посмотрел на жреца.

Тот понимающе кивнул.

– Есть разные способы и средства. Когда мы удостоверимся, что знаем все факты, то будем действовать. Мне вспомнилась твоя покойная жена, Ашайет. Она происходила из влиятельной семьи. Она может обратиться к могущественным силам в Загробном мире, которые встанут на твою защиту и над которыми женщина Нофрет не имеет власти. Мы должны посоветоваться.

– Только не тяните, – усмехнулась Кайт. – Все мужчины одинаковы – да, даже жрецы! Все должно делаться согласно закону и традиции. Но вам лучше поторопиться, иначе смерть опять придет в этот дом.

Она резко повернулась и вышла.

– Превосходная женщина, – пробормотал Имхотеп. – Хорошая мать своим детям и верная жена… но ведет она себя порою неподобающе… в отношении хозяина дома. Естественно, в такое тяжелое время я ее прощаю. Мы все расстроены. Сами не осознаем, что делаем.

Он сжал ладонями голову.

– Для некоторых это обычное дело – не отдавать себе отчета в своих поступках, – заметила Иса.

Имхотеп раздраженно посмотрел на мать. Лекарь стал собираться, и хозяин дома вышел вместе с ним на галерею, оставив указания по уходу за больным.

Ренисенб, оставшаяся в комнате, вопросительно взглянула на бабушку.

Иса сидела неподвижно. На ее хмуром лице застыло такое странное выражение, что Ренисенб робко спросила:

– О чем ты думаешь, бабушка?

– Ты выбрала правильное слово, Ренисенб, – думаю. В этом доме происходят такие странные вещи, что задуматься просто необходимо – хоть кому-нибудь.

– Ужасные вещи. – Молодая женщина вздрогнула: – Мне страшно.

– Мне тоже, – согласилась Иса. – Однако, возможно, по другой причине…

Привычным жестом она сдвинула набок парик.

– Но Яхмос не умрет, – сказала Ренисенб. – Он будет жить.

Иса кивнула:

– Да, главный лекарь успел вовремя. В следующий раз ему может и не повезти.

– Ты думаешь, это может повториться?

– Я думаю, что Яхмосу, тебе и Ипи… и, наверное, Кайт лучше внимательно следить, что вы едите и пьете. Пусть все блюда всегда первым пробует раб.

– А ты, бабушка?

Иса ответила своей обычной насмешливой улыбкой:

– Я, Ренисенб, старая женщина и люблю жизнь, как могут любить ее только старики, наслаждающиеся каждым часом, каждой минутой, которые у них остались. У меня больше шансов остаться в живых, потому что я буду более осторожна, чем любой из вас.

– А мой отец? Ведь Нофрет не может желать зла моему отцу?

– Твой отец? Не знаю… Нет, не знаю. Пока мне не все понятно. Завтра, когда я все обдумаю, нужно будет еще раз поговорить с этим пастушком. В его истории есть что-то…

Она умолкла на полуслове и нахмурилась. Потом вздохнула, встала и, тяжело опираясь на палку, медленно поковыляла в свою комнату.

Ренисенб вошла к брату. Яхмос спал, и она неслышно выскользнула из комнаты. После секундного колебания направилась к Кайт. Незамеченная, остановилась на пороге и стала смотреть, как Кайт поет ребенку колыбельную. Лицо женщины снова стало спокойным и умиротворенным – она выглядела так же, как обычно, и на мгновение Ренисенб показалось, что все события последних суток были просто кошмарным сном.