Через год книга была оправдана в Суде по уголовным аппеляциям, а теперь Ули Эдел снял по ней фильм. Я не могу судить по книге о фильме, но его назвали «100 минутами коммерческой джинсы с многочисленными детальными эпизодами ультра-насилия». Я не могу ждать. (Пришлось. С момента написания я посмотрел фильм и моя острая, критическая, четко сформулированная оценка этого… ну почти ОК).

«Думаю, я не позволю тебе остаться в кинобизнесе».

Также в Голливуде, на Бартон-авеню, живет Кеннет Энгер. Ныне он более известен благодаря своим сплетенным «библиям» — «Голливудский Вавилон I» и «Голливудский Вавилон II». (Если верить неопубликованной работе Дейла Эшмуна, знаменитое «пропущенное» фото на 285 странице в «Голливудском Вавилоне II» — ЭТО Марлон Брандо или кто-то очень на него похожий, делающий минет — он утверждает, что Энгер сам показывал ему эту фотографию). Хотя ныне он богат и знаменит благодаря своему копанию в грязном белье, не стоит забывать, что Энгер также один из наиболее влиятельных независимых кинорежиссеров Америки.

Фото: Кеннет Энгер

Как писал Карел Роу, фильмы Энгера крайне символичны и очень насыщены. Задумчивая кинодокументалистика декадентской Америки, наполненная иконами, вырванными из больничной постели Калифорнии. Как и фильмы Уорхола, его творения были авангардом, балансирующим между томительным потаканием собственным слабостям и Видением — зачастую неудачно. И как у Уорхола, Джека Смита и ряда других кинорежиссеров, его искусство очень контекстуально и полно магии. Он снял свой первый из уцелевших фильмов, черно-белую короткометражку под названием «Фейерверки», в 1947 году, когда ему было всего семнадцать. Фильм стал довольно известным, потому что его поддержал никто иной, как Жан Кокто, чей фильм «Кровь поэта» оказал большое влияние на Энгера. Кокто был магом, и одним из самых влиятельных, как нам уже известно. Он был, как я уже говорил, включен в ряд оккультных документов, как глава Приората Сиона — тайной масонской секты, ведущей происхождение от тамплиеров, которые хранили какую-то великую оккультную тайну (очевидно то место, где хранится кровь [то есть — гены] Христа).

Когда смотришь на работы Энгера, то понимаешь, что влияние Кокто и связь с оккультизмом совершенно очевидна. Энгер был одним из первых современных художников, одержимых Алистером Кроули, он использовал свои фильмы, как Кроули использовал свои тексты, стихи и ритуалы — чтобы создать (кинематографический) ряд символических посланий.

Интерес к оккультизму среди художников-экспериментаторов в целом, и кинорежиссеров в частности, ныне стал уже традиционным явлением. Во многих случаях это связано с тем, что художникиРхотят говорить о своей работе не только в «художественных» терминах, чтобы добавить веса своим суждениям, но Майя Дерен, Серит Вин Эванс, Холлис Фрэмптон, Дерек Джармен и другие использовали оккультные образы и ритуалы в качестве системы, отражающей внутреннее состояние и утопистские социальные перемены.

Энгер пошел дальше, используя символизм и ритуалы не только как аллегории или модную позу, но превращая фильм в ритуал и, буквально накладывая заклятие на свою публику.

«Торжественное открытие Дворца Наслаждений», «Заклинание моего Брата Демона», «Восход Скорпиона», «Восход Люцифера» — очевидные примеры. В самом деле, влияние Энгера на мир экспериментального кинематографа, андерграундное искусство и рок-н-ролл (все так называемые бунтарские, свободные, так или иначе, древние занятия) беспредельно, это можно понять по списку его соавторов — Мик Джеггер, Антон ЛаВей, Бобби Босолей, Анита Палленберг, Джимми Пейдж, Марианна Фейтфул — все, кто в той или иной степени разделяли энгеровское увлечение Кроули.

Фото: «Перфоманс» (Дональд Кэммелл и Ник Рег, 1968 год)

Образ Кроули — яркая, провокационная, мистическая, сходная с Оскаром Уайльдом, фигура чрезвычайно популярна среди рассерженной молодежи, считающей себя чуждыми библии, такой, как Тернер — герой Мика Джеггера, занимающийся сексом среди бархатных подушек в особняке на Поуис-сквер, в блистательной эпитафии 60-м Ника Рега — «Перфоманс». Хотя большая часть работ Кроули — самодовольная напыщенная чушь, благодаря Кроули и оккультистам с широкими взглядами, в 70-е я получил первые осмысленные представления о не-христианском, радостном, терпимом гуманизме — именно то, что тебе нужно в юношеском возрасте, на самом деле…

Фото: «Кровь поэта» (Жан Кокто, 1930 год)

Как и Виктор Гюго (еще один бывший глава Приората Сиона) или Гюстав Моро оказали влияние на возникновение сюрреализма, Энгер, надо сказать, стал одним из предвестников использования монтажа в кинематографе. (На самом деле, сравнения с Моро на этом не заканчиваются — Энгер также поражает меня своим женоненавистничеством и, как художник, подчас сверхамбициозный перфекционист, чьи самые известные работы — «Химеры» Моро или энгеровская версия «Песней Мальдорора» Лотреамона или даже «Восход Люцифера» — утрачены или незакончены).

В отличие от большинства подражателей, энгеровский монтаж с наслоением подсознательных образов — значимый, говорящий, содержащий подлинные иллюстрации из жизни Америки. Поскольку Энгер, как Дали, совмещал искусство со своей похожей на «Таро» системой посланий и собственным проницательным, остроумным и крайне мрачным восприятием реальности, они вряд ли могли бы быть иными.

«Восход Скорпиона» — его самый знаменитый фильм, отражает сущность Кеннета Энгера. Не образ для немигающего телеэкрана, состряпанный на одном из этажей «Фабрики грез» и предназначенного для плоской передачи американской действительности, но образ за гранью сетчатки глаза, за гранью американского коллективного, предположительно невинного, бессознательного. Образы, использованные в фильме, сами по себе являются результатом художественной интуиции. Проявлявшая его пленки лаборатория случайно послала Энгеру часть дешевого христианского фильма под названием «Дорога в Иерусалим». Энгер разрезал ее, окрасил в голубой цвет и наложил на «Скорпиона», который он снимал во время празднования байкерской бандой Хеллоуина. В результате фильм изобилует иконами, как Голливудский музей восковых фигур.

«Распятый» Гигант — образ Джеймса Дина, Марлон Брандо в «Дикаре», Гитлер, Христос, идолы, появляющиеся на экране переносного телевизора, принадлежащего герою «Скорпиона», и на идолизированном «Харлей Дэвидсоне» — его хромированные части отражают последний образ искусства и оккультизма 20-го века. Это, как говорит Энгер, «брат-демон», возлюбленный из мечты, нарциссический двойник юношеского гомоэротизма и гуманистического культа 60-х, чьи клоны отражаются в зеркалах туалетов лондонского ночного клуба «Рай». Почти реально: отражение — это и есть сам Кеннет Энгер.