Они носили цвета Маера, но под их одеждой цвета сапфиров и слоновой кости были удобные нагрудники со стальными кольцами и кожей.

Каждый мужчина носил длинный меч и длинный нож.

Они посмотрели на меня серьёзно, когда я подошел.

Слуга Маера кивнул на меня, и один из охранников меня быстро и грамотно обыскал, скользя руками по моим рукам и ногам и вокруг моей груди, в поисках спрятанного оружия.

Я вдруг очень обрадовался некоторым несчастьям моей поездки, в частности тем, которые закончились потерей пары тонких ножей, что я привык носить под одеждой.

Стражник шагнул назад и кивнул.

Затем Стейпс одарил меня еще одним раздраженным взглядом и открыл внутреннюю дверь.

Внутри сидели двое мужчин за столом, усыпанном картами.

Один из них был высокий и лысый с жестким, выдержанным взглядом ветерана-солдата.

Рядом с ним сидел Маер.

Алверон был старше, чем я ожидал.

У него было серьезное лицо, с гордыми складками вокруг рта и глаз.

Его хорошо подрезанная борода цвета соли с перцем сохранила совсем немного черноты, но его шевелюра все еще была густой.

Его глаза тоже казалось противоречат его возрасту.

Они были ясно-серыми, умными и пронзительными.

Они не были глазами старика.

Маер направил эти глаза на меня, когда я вошел в комнату.

Он держал письмо Трепе в одной руке.

Я сделал стандартный тройной поклон.

"Вестник", как мой отец назвал его.

Низкий и формальный, подобающий высокому положению Маера.

Почтительный, но не подобострастный.

Только потому что я находился на грани приличий, не означает, что я не могу играть в игру, когда она полезна для меня.

Глаза Маера опустились к письму и вернулись обратно.

– Это ты Квоут?

Ты путешествовал стремительно, и прибыл за короткий срок.

Я даже не ожидал ответа от графа так скоро.

– Я сделал все возможное для ускорения, чтобы предоставить себя в ваше распоряжение, ваша светлость.

– Действительно.
– Он осмотрел меня внимательно.

– И ты, кажется, доказываешь мнение графа о своем остроумии, проделав весь это путь к моей двери с одним только запечатанным письмом в руке.

– Я думал, что лучше всего представиться вам как можно скорее, ваша светлость,- сказал я нейтрально.

– Ваше письмо подразумевало, что вы были в некоторой спешке.

– И внушительная работа, которую ты проделал также, - сказал Алверон, глядя на высокого человека, сидящего за столом рядом с ним.

– Согласен, Дагон?

– Да, ваша светлость.
– Дагон посмотрел на меня темными, бесстрастными глазами.

Его лицо было жестким, грубым и бесстрастным.

Я подавил дрожь.

Алверон взглянул на письмо еще раз.

– Трепе, конечно, здесь лестно отзывается о тебе,- сказал он.

– Хорошо говорит.

Очарователен.

Самый талантливый музыкант из встречавшихся за последние десять лет...

Маер продолжал читать, затем оглядывался назад, его глаза пронизывали.

– Ты выглядешь несколько юным, - сказал он нерешительно.

– Тебе только исполнилось двадцать, не так ли?

Прошел месяц с моего шестнадцатого дня рождения.

Этот факт был предусмотрительно опущен в письме.

– Я молод, ваша светлость,- признался я, уходя от фактической лжи.

– Но я сочинял музыку с четырех лет.
– Я говорил с тихой уверенностью, вдвойне довольный своей новой одеждой.

В моих тряпках я, возможно, не смог бы получить помощь, но был похож на голодающего пострела.

Как бы то было, я был хорошо одет и загорелый от дней проведённых в море, и постные линии на моём лице добавили лет к моей внешности.

Алверон посмотрел на меня в течение долгого, спекулятивного момента, затем кивнул, по-видимому удовлетворённый.

– Очень хорошо,- сказал он.

– К сожалению, я довольно занят сейчас.

– Как насчет завтра?
– Вообще-то, это был не вопрос.

– Ты нашел жилье в городе?

– Я еще не занимался этим вопросом, ваша светлость.

– Ты останешься здесь,- сказал он размеренно.

– Стейпс?
– Он позволил голосу быть едва громче, чем его обычный тон разговора, а дородный, похожий на бакалейщика парень появился почти мгновенно.

– Устрой нашего нового гостя где-нибудь в южном крыле, рядом с садами.
– Он повернулся ко мне спиной.