– Хорошая вещь, – кивнула она, – такая не помешала бы и нам в общежитии.

– Хочешь, подарю? – совершенно серьёзно спросил Колин. У Шерил аж перехватило дыхание:

– Ни в коем разе! Иначе я буду тебе вечная должница, а мне этого совсем не хочется.

Вдоволь насмеявшись, они пошли дальше. Открывая дверь, Колин почему-то сосредоточенно уставился на пол. Заглянув в комнату, Шерил поняла, в чём дело.

– Спальня, – продекламировал Колин.

– Надо же, – она прошла внутрь, оставив его топтаться за спиной. – Какая большая кровать… Явно не для одного человека. Признайся, где у тебя девочка тут припрятана? В шкафу?

Колин закрыл дверь:

– Извини… Сегодня – никого.

Покрывало имело ярко-алый цвет. Шерил вспомнила атлас, которым был обтянут гроб, и досадливо тряхнула головой. Не здесь. Не сегодня. В этот вечер призракам прошлого рядом с ней делать нечего.

Она обернулась к Колину – почти в отчаянии, – и заглянула в глаза:

– Похоже, парень, ты-таки обставил меня. Один – три.

– Стараемся, как можем, – Колин расцвёл в улыбке. В той самой улыбке, которая привлекла её в день их знакомства в скучной библиотечной очереди. – Держим счёт, мэм!

Сбросив с плеч джинсовую куртку, она шагнула к нему:

– Ненадолго. Посмотрим, как на это сможем ответить мы…

Лишь раз она болезненно стиснула зубы – когда ей пришлось коснуться голой спиной этого отвратительного малинового цвета. Шёлк словно прошёлся по коже миллионами мелких щупалец, вызывая дрожь и зуд. Но Шерил крепче обняла Колина, и покрывало снова обернулось простой тканью, ложем для них, их любви. Вот так, с торжеством подумала она, правильно! Никто не смеет помешать! И тут же забыла обо всём, плохом и хорошем – остались только их ровное, синхронное дыхание, и мелодичный женский голос, струящийся из динамиков, что пел о бесконечном счастье.

А потом, когда они в изнеможении лежали, прильнув друг к другу, и стереосистема умолкла, исчерпав все свои песни, Колин тихо спросил:

– Что случилось, Шерил?

Она с недоумением посмотрела на него, чувствуя себя воровкой, которую поймали с поличным:

– Ничего… С чего ты взял?

– Ты сама не своя с тех пор, как вернулась из Лос-Анджелеса.

Шерил горько усмехнулась:

– У меня умер близкий человек. Разве это не достаточная причина?

Колин взъерошил ей волосы, и она прижалась к его груди, считая разговор оконченным. Но после молчания он выдал:

– Дело не в этом. Мне кажется, ты чего-то боишься.

– Боюсь?.. – Шерил на мгновение зажмурилась. Неужели это так заметно? Нет… Колин не понимает, что говорит. Ему кажется, и всё.

– Ну да, – сказал Колин. – Я, конечно, не настаиваю, но… если это так… может, тебе будет легче, если расскажешь?

Колин просится в мои персональные психоаналитики, истерично подумала она. И сделала попытку непринуждённо рассмеяться:

– Мне не о чем рассказывать. Ничего я не боюсь. Ты начитался Фрейда.

– Я не читаю Фрейда, – возразил Колин. – Господи, Шерил, не нужно иметь семь пядей на лбу. Ты напугана. Смотрела в зеркале, какие у тебя глаза?

– Но-но! – она предупреждающе подняла руку. – Есть претензии к моей внешности? Смотри, я могу и обидеться.

Он улыбнулся:

– Если я скажу, что это делает тебя только красивее, ты не поверишь, не так ли?

– Не поверю.

– Но это правда. Кстати… теперь-то не откажешься от лимонада?

– Лимонад в постель? – она вскинула брови. – Звучит заманчиво. Ладно, неси.

– Я мигом. Никуда не уходи! – Колин игриво погрозил пальцем и вышел из спальни. Шерил сохраняла натужную улыбку на губах, пока его спина не исчезла в проёме двери, и откинулась на кровати, разбросав руки. Захотелось расплакаться навзрыд – приходилось задерживать дыхание, дабы унять предательскую дрожь в челюсти. Шерил уставилась влажными глазами на хрустальную люстру под потолком.

Он знает.

Отчаяние захлестнуло чёрной волной. Она попыталась себя образумить, призвав на помощь тот спокойный рассудительный голос, который иногда так докучал ей:

Ничего он не знает, девочка. Не смей закатывать истерику и портить вечер.

Но он сказал, что я боюсь!

А ты разве боишься?

Действительно, чего ей бояться? Красного покрывала? Нелепых кошмаров, которые улетучиваются с приходом утра? Или минутного потемнения неба, когда рядом с ней будет любимый человек? Это смешно. Ей нечего бояться. Всё хорошо, и жизнь течёт своим чередом.

На кухне зазвенели стаканы. Шерил уловила бульканье наливаемого лимонада, хрустящий звук льда из холодильника. Ей стало легче; детское желание разрыдаться прошло. Но внутренние голоса, брызжущие слюной друг на друга, никуда не делись.