Примерно через полчаса из редкого потока машин на таксопарк свернул серый «додж» и припарковался возле сломанного «бьюика». Водитель «форда» жевал резинку и лениво наблюдал, как из салона вылезает молодой парень явно не из здешних мест. Он сразу не понравился водителю – в первую очередь потому, что машина парня загораживала вид на торговый центр напротив, куда входили и выходили женщины.

Постояв в нерешительности, парень зашагал к «форду». Водитель уменьшил звук радио. Долго дискутировать с пижоном он не собирался – раз он на своих колёсах, то ему до него нет никакого дела.

Парень заглянул в салон:

– Извините, давно здесь стоите?

– А тебе, собственно, какое дело?

– Я ищу одну девушку, – сказал парень. – Думаю, она брала здесь машину. Не видели?

– Ничего я не видел, кроме твоей паршивой колымаги, – отрезал водитель. – Был бы очень рад, если бы ты убрал её с глаз долой.

– Но она должна была… – парень в растерянности заморгал, потом вдруг засунул руку в карман. – Слушайте. Вот вам десять долларов, и скажите правду. Дело жизни и смерти.

Водитель внимательно изучил зелёную бумажку, которая появилась в ладони парня. Настоящая десятка. Похоже, девка сбежала от парня, и он мчится за ней на всех парах, словно она единственная на свете. Трогательно. Он криво усмехнулся и взял купюру:

– Припоминаю. Была у меня какая-то блондинка. Справлялась, не отвезу ли я её до Тихого Холма.

– И вы не отвезли? – с надеждой спросил парень.

– Надо это мне. Тихий Холм – проклятый город, сынок. Я своей дозы дерьма там уже нахватался. Теперь меня туда за уши не затащишь.

Парень испуганно заморгал:

– Проклятый? Что вы имеете в виду?..

Ничего не ответив, водитель начал отворачиваться от собеседника к заветному приёмнику. Тот резко подался вперёд, махнув перед самым носом ещё одной ассигнацией:

– Говорите, на какой машине она уехала. И как давно.

Водитель страдальчески взглянул снизу вверх на настырного типа, увидел его дрожащие губы, покрасневшие, глубоко впавшие глаза. Ничего не говоря, он взял купюру, засунул в бездонный карман брюк и начал с ленцой объяснять. Когда закончил, парень кивнул и вернулся в свою машину, не попрощавшись. Водителю показалось, что его немного шатает при ходьбе. «Додж» судорожно рванулся вперёд и влился в уличное движение. Водитель провожал его взглядом, пока машина не скрылась за поворотом. Он не понимал, что влечёт приезжих в Тихий Холм. Но знал, что не пройдёт и недели, как новая порция ничего не смыслящих придурков будет вымаливать у него путёвку до Тихого Холма. Он отказывал… но они всё равно что-нибудь придумывали. Всегда.

Когда автомобиль пересёк невидимую черту, разделяющую город от леса, и суета улиц осталась позади, Шерил почувствовала себя лучше. Спокойнее. Если она до сих пор была в чём-то не уверена, то теперь преисполнилась мысли, что всё будет хорошо и она приняла правильное решение.

Дорога круто сворачивала, сгибалась вверх и вниз, как лента серпантина. Садящееся солнце мелькало между густыми рядами деревьев, но до соприкосновения с горизонтом было ещё далеко. На дороге не было видно ни одной машины – видимо, всё-таки не зря сын Филлипа решил переехать. Шерил думала, что знакомая местность пробудит в ней страх, может, даже панику, но она вовсе не узнавала эти места. Два года назад она проезжала мимо этих морщинистых стволов, но тогда стояла ночь и видимость ограничивалась парой-тройкой ярдов. На большее свет фар не был способен. Сейчас она была этому только рада.

Господи, подумала она, я еду в Тихий Холм.

Водитель следил за дорогой, не обращая на неё ни малейшего внимания. Вопреки обещанию «полететь быстрее пули», он вёл «жук» довольно медленно, опасаясь поворотов. Даже на такой божеской скорости машина иногда резко падала в ухаб, и обоих жестоко трясло. Водитель ругался, проклиная дорогу. Шерил отмалчивалась.

У дороги показалась синяя табличка с номером. Из неё Шерил поняла, что до заветного города осталось пятнадцать миль. Полчаса, или чуть больше, и она опять увидит те самые мостовые и проулки. Родной город… Удивительно – при этой мысли в груди растекалась тёплая волна ностальгии. Такое было недопустимо. Тихий Холм никогда не был ей родным городом. Для Шерил он оставался неперсонифицированным злом, чудовищем в облике сонного поселения. А сейчас…

Ладно, хватит. Что мне нужно – просто приехать, прогуляться по улицам, убедиться, что всё кончилось и мне ничего не угрожает. Это будет конец.

Конец. Так всё и будет – последний гвоздь в крышку гроба ненужных воспоминаний. Она слишком долго пряталась – с самого рождения, когда отец носился из штата в штат, укрывая её от взора города. Но в итоге дело всё равно кончилось той страшной ночью… Она не допустит повторения нелепой игры в прятки. Ей ничего не грозит, под крышкой гроба не похороненные заживо, а лишь гниющий труп прошлый дней. Всё позади.

Бояться нечего. Клаудии и её свиты больше нет. Алесса ушла. Бог умер, я её убила. Никого не осталось. Даже… Дугласа.

Вот что мешало ей избавиться от глупых иллюзий раньше – Дуглас, который всегда мог позвонить, зайти проведать её, своим существованием доказывая реальность прошлого. Как это ни жестоко, теперь Дугласа нет, и единственный оставшийся свидетель – она, Шерил. Если ей удастся убедить себя… пусть худо-бедно, но убедить…

Поэтому она возвращалась. Увидеть своими глазами, что угроза, если была, то испарилась, и ржавые оковы больше не опутывают душу. Пройтись по пыльным улицам, почувствовать, что Тихий Холм всего-то ПУСТОЙ ГОРОД, и ни каплей больше. Кому-то, может, он ещё покажет свои острые зубы, но с Шерил он наигрался сполна.