Нельзя, ни в коем случае нельзя подпускать Колина к этому городу на расстояние пушечного выстрела. Это худшая услуга, которую она может ему оказать. У неё свои счёты с городом, Колин ни при чём. Она почему-то знала, что город с радостью примется за дорогого ей человека, как только сможет – в отместку ей, за то, что несмышлёная девчонка когда-то вырвалась из его плена.

– Но почему, Шерил? – Колин казался удивлённым. – Если у тебя там какие-то дела, то я…

– Нет, Колин, – она беспомощно смотрела на него, надеясь, что он углядит в глазах немую мольбу. Но надвигающая пепельность и снопы электрического света, бьющие спереди и сзади, мешали им видеть друг друга.

– Леди, я жду! – вдруг подал голос водитель из ярко освещённого салона. Шерил инстинктивно обернулась, и Колин сказал – тихо, но очень решительно:

– Я тебя не отпущу, Шерил. Ни за что.

– Колин, я… – она запнулась. Слова иссякли, как вода в пересохшем колодце. Внезапно захотелось плакать.

Ну что, что делать?

Она смутно почувствовала, как Колин проходит мимо неё и направляется к «жуку». Видела, как он заглянул к водителю и сказал несколько слов. Свист ветра в лесу набирал силу, превращаясь в жуткое подобие детского плача. Водитель кивнул. Колин достал из кармана бумажник и отсчитал ему пару купюр. Напоследок одарив Шерил мрачным осуждающим взглядом, водитель подал автомобиль назад. «Жук» с удивительной маневренностью развернулся на узкой полосе асфальта и взвизгнул, набирая скорость. На мгновение зажглись и погасли красные тормозные огни, заставив Шерил зажмуриться. Колин стоял на месте серым столбом, и она с ужасающей ясностью поняла, что это тоже проделки города. Неизвестно как, но сила Тихого Холма распространилась далеко за его пределы… и он не хочет, чтобы она вернулась. Город не хочет её отпускать. Ему приятнее видеть её похороненной заживо, в наглухо заколоченном гробу.

Прекрати этот собачий бред. Что за дурная привычка во всём винить этот занюханный городишко. Ты сама подставилась.

– Пошли к машине, Шерил, – мягко сказал Колин, взяв её за руку. – Здесь холодно. Ты можешь простудиться.

– Что будем делать? – отстранённо спросила она, позволяя ему увлечь себя навстречу яркому свету фар. Как всё просто закончилось. Они вернутся в мотель, проведут там ночь, и вечером следующего дня снова кампус…

– Поедем в Тихий Холм, – Колин раскрыл перед ней дверцу.

– Мне уже не нужно, – сказала она, усаживаясь на сиденье. Было приятно оказаться вновь в тёплом салоне с едва уловимым ароматом горького одеколона. Пока Колин обходил машину, она прикрыла глаза и представила, что будет, если она скажет ему всё, как есть.

Так в чём дело, Шерил?

Понимаешь, Колин… Дело в том, что два года назад я родила в этом городе Бога. Бога, да. Но ты не волнуйся – я сама её убила, и потом ещё хорошенько попинала, чтобы не возвращался. Всё в порядке…

Как несправедливо, что нельзя просто сказать правду, зная, что Колин поверит ей… Он не поймёт. Даже если поймёт, то, рассказав ему, она снова вдохнёт жизнь в умирающую историю. У событий той ночи станет одним свидетелем больше.

– Ты точно не хочешь?..

Она вздрогнула и судорожно дёрнула плечом, как в нервном тике. И отчаянно закивала, не в силах вымолвить ни слова. На секунду ей показалось, что она всё-таки не выдержит и расплачется прямо здесь, перед своим отражением на лобовом стекле. Но она выдержала.

– Хорошо, – перед затуманенными глазами появилась синяя крышка от термоса, наполненная дымящейся розоватой жидкостью. – Выпей, Шерил. Ты вся дрожишь. Согрейся. Я захватил термос с горячим чаем.

– Колин, мне не…

Крышка легко и воздушно перекочевала на подставленную ладонь. Шерил почувствовала её тепло на кончиках пальцев. Ароматный дымок защекотал ноздри. Она почувствовала невыразимую благодарность к Колину – за то, что он находится здесь, с ней, в этот угасающий в тёмно-розовом мареве вечер. Обида и злость, осаждавшие душу, куда-то испарились. Шерил даже осторожно подумала, что, может быть, нет никакой необходимости посещать снова этот город, ей хватит и Колина, его любви, чтобы убить окончательно фантомы двухлетней давности. Поразмыслив над этой многообещающей темой, она слабо улыбнулась и поднесла крышку к губам. Чай и в самом деле был горячий, он даже немного обжигал губы, но она не отставила крышку, выпила душистый напиток до дна, ощущая приятное горчение на языке. Колин облегчённо выдохнул и принял опустевшую крышку обратно. Шерил откинулась на спинку сиденья, наблюдая, как он закручивает термос и ставит его обратно на пол. Чай словно растекался тёплой волной по каждой жилке, наполняя умиротворением и сладкой истомой.

– Поедем, – сказала она. Язык повиновался с трудом.

– Да, поедем, – согласился Колин, глядя вперёд, на прямую дорогу, которая скрывалась за возвышенностью. Его голос звучал глухо. – Всё-таки скажи мне, Шерил… почему ты так стремилась в этот город?

– Какая разница?.. – она хотела, чтобы это прозвучало возмущённо и капризно, но слова вырвались вялые и бесформенные. Голова тяжелела, словно набитая свинцом. Салон автомобиля медленно, но очень раздражающе вращался вокруг неё, не давая сосредоточиться. Господи, подумала Шерил. Я заболела. Может, даже заработала пневмо…

– Разницы никакой, – сказал Колин. Теперь она испугалась по-настоящему: голос Колина прозвучал, словно доносился из глубин бездонного колодца, прокатываясь болезненными раскатами в голове. Шёпот обрушился градом камней, больно бьющих по ушам. Шерил ощутила, что не может пошевелить ни одной частью тела.

Мы едем в Тихий Холм.

Кто это сказал?.. Колин? Разве это его голос, писклявый и растянутый во времени? Она лихорадочно сжала подлокотник кресла, словно надеялась ухватиться за ускользающую ткань реальности. Но салон всё равно уплывал куда-то далеко, оставляя её в темноте. В последний миг она увидела, как Колин наконец оторвался от созерцания сумрака за окном и посмотрел на неё. Он улыбался – смущённо и мягко, как всегда, но Шерил ощутила, как по её шее проходится острое лезвие ужаса. Веки опустились сами собой, уши набились ватой, и она безвозвратно потерялась в тёмных лабиринтах пустой тьмы.