– Не говори ничего, дорогая, – предупреждаю я. – Встретимся завтра.

– Бессонная ночь. С утра – в офис. Скоро тебе придется глотать витамины и биодобавки.

– Лишь бы не виагру.

– Все взаимосвязано, – пугает Маша на прощанье.

И только оказавшись в машине, я начинаю всерьез думать о деле. Теперь ничего не отвлекает, не заслоняет, не наслаивается. Мы должны встретиться на Дарнице, я гоню изо всех сил, чтобы успеть на явочную квартиру раньше Жени.

Четверть часа уходит на поиски дома. В ориентации на Дарницких улицах я не силен, выручает только карта. Наконец, нахожу дом, бросаю машину в соседнем дворе и открываю дверь подъезда. Соня предусмотрительно сообщила мне код, она никогда не пропускает таких деталей. Я вхожу быстро, не задерживаясь у двери. Поднимаюсь пешком на седьмой и жду.

Жду. Жильцы спят. Ничего не происходит. Лифт уходит вниз. Потом застревает где-то в районе пятого.

Часы показывают четверть первого. Хочется надеяться, что Макс в это время не спит, а собирает информацию об Андрее Викторовиче Мусийце, лидере блока «Мы», составившего ядро Народной партии.

5. ЖЕНА ЖЕНЯ

Прошло еще пять минут, и я услышал, что дверь внизу снова открылась. Донесся стук каблучков. Зашумел лифт, пополз вниз, потом поднялся до шестого и замер. Она вышла. Повернула ключ в двери своей квартиры и только потом огляделась по сторонам.

– Илья, Вы есть?

Одета была в длинный кожаный плащ с капюшоном, отороченным длинношерстным мехом. Не очень высокая, тонкая, на каблучках-шпильках. Откинула капюшон, и я увидел коротко стриженные чуть волнистые темные волосы, острый носик, бледные губы и беспокойные серые глаза.

– Это я, Женя, не бойтесь, – отозвался я.

Она провела меня в комнату и вгляделась пристально.

– Вы молоды. Моложе, чем я ожидала.

– А чья это квартира?

– Моя. Личная. Моей покойной матери. И давайте вы не будете задавать мне обычных ментовских вопросов.

– Просто я подумал о том, насколько безопасно бывать здесь, – я опустился в изящное кресло и закурил.

Она отвернула нос от дыма.

– Я часто прихожу сюда. Иногда здесь ночую, когда Андрей занят или в отъезде.

Передо мной жена известного политика – уставшая, перепуганная, худая, загнанная, с бледно-желтыми губами и нелепыми стрелками на веках, сохранившимися на память о прошлой, может, роскошной и беззаботной жизни. Чем-то напоминающая Эльзу, а чем-то – Соню Климович. Я слушаю ее молча. Не перебиваю. Слушаю… и почти не слышу. Ребенок исчез. На домашний телефон звонят. Звонят мужу на мобильный. Он не может выйти из блока. Она не может ничего изменить. Послезавтра – крайний срок для подачи заявления о выходе. Он рвет на себе волосы. Но он политик. Он поставил слишком много. Сын ему не дороже.

– Он знает, что Вы сейчас здесь?

– Да.

И добавляет обреченно:

– Он сказал, что это ничего не даст. Он не пойдет на их условия. Остается надеяться, что его противники – люди цивилизованные…

– Я в это не верю. Цивилизованные люди не похищают чужих детей.

Желтизна с ее губ переползает на все лицо, заливает щеки.

– Какой выход, Илья?

– Сдавайте сейчас всех, кого вы подозреваете… тоже ментовский прием.

– Я не знаю. Не знаю. Это его конкуренты. Они убьют моего мальчика…

Сына зовут Саша. Ему шесть лет. Он ходит в первый класс гимназии. Обычно его возит шофер. В день похищения он ждал Сашу у выхода, как обычно. Мальчика не было. Он поднялся в класс. Учительница сказала, что Саша уже ушел, вместе со всеми, не раньше, не позже. Может, кто-то встретил его в холле гимназии и вывел через другой выход. Это возможно. Но в гимназию не впускают посторонних, всех вошедших регистрируют. Эти записи уже просматривали сотрудники Мусийца, расспрашивали учителей и охрану.

– Похитители запретили вам обращаться в милицию?

– Нет, наоборот. Сказали, что мы можем обращаться куда угодно, это нам ничем не поможет. Они знают, что Андрей сам не захочет широкой огласки.

– И денег они не вымогают?

– Нет, о деньгах вообще речь не идет.

– А шоферу своему вы верите?

– Верим.

– Почему?

Почему мы верим одним людям и не верим другим? Почему Мусиец верит своему шоферу и не верит угрозам шантажистов? Почему Женя верит мне? И почему Эльза мне не верит? Я бы женился на ней в день ее развода. И на второй день у нас родился бы ребенок.