Разве положение японцев в начале войны было менее затруднительным? Ведь даже после того, как им удалось бы, разбив русский флот, получить господство на море и после успешной высадки, они всё же должны были бы находиться под угрозой быть разбитыми по частям.

Тем не менее, в операционном плане мы не находим никакого указания использовать это затруднительное положение противника и стремиться захватить инициативу в свои руки с целью всеми наличными силами, имевшимися в Манчжурии, атаковать неприятеля и разбить его по частям.

Что даёт право Куропаткину говорить в своём операционном плане только про оборону и отступление, когда на театре войны нет ещё ни одного неприятельского солдата, когда ничего ещё неизвестно о планах и намерениях противника?

В «итогах войны» своего «отчета» ген. Куропаткин говорит следующее: «Большая часть войн ХVIII и XIX столетий должна быть отнесена к войнам наступательным. В этом лежит залог победы».

Если это так, если сам он это признаёт, почему же он сам не следовал этим примерам? Что вынуждало его следовать непременно войне оборонительной или даже отступательной? Выше было упомянуто, что в данном случае нельзя было следовать примерам войны 1812 года.

В основе операционного плана принимается предположение, ещё находясь в Петербурге, на расстоянии 9000 км от театра войны, в силу которого противнику передается почин действий, причём заранее указывается, где на этом отдалённом театре войны следует устроить укреплённые пункты, на которых противнику необходимо оказать сопротивление.

В то же время этим укреплённым пунктам не придаётся особого значения, так как предусматривается возможность сдачи их противнику без особенно интенсивной обороны, «чтобы не дать противнику возможности одерживать победы над нашими войсками».

Возможность неблагоприятного исхода существует, однако, в каждом бою, и тот полководец, который заранее не желает доверить своим войскам тот или иной исход открытого и решительного боя, с самого начала подрывает успех дела.

С одним пунктом в операционном плане можно вполне согласиться: это по вопросу об употреблении кавалерии, хотя и такой вопрос разумеется сам собою и едва ли мог быть вплетён в операционный план.

Но дело в том, что и в данном случае это тоже осталось пожеланием на бумаге, а на самом деле применение кавалерии было как раз противоположно тому, что указывалось в плане. Она ничего не разведывала, была раздроблена и разбросана по разным направлениям и служила только для выполнения ничтожных задач. Она ничего не делала, чтобы «отравить японцам существование»; напротив, она оставалась в полной бездеятельности.

Что Куропаткин отлично понимал задачу кавалерии на войне, показывает его операционный план; но как он, так и его помощники, боялись ответственности за те жертвы, которые были неизбежны при выполнении кавалерией упомянутых задач.

Наполеон высказался так, что у него «никогда не было заранее определённого операционного плана». Это вполне соответствует тезису Мольтке — что «всякий операционный план может служить только до первого столкновения с противником»… и что «в начале операций всё ненадёжно и неопределённо, кроме той силы воли и энергии, которые таит в себе полководец»…

«Но если полководец приносит с собой готовую предвзятую идею, которая внушена ему не подлинной обстановкой, а впечатлением минуты, то силой обстоятельств все его планы будут неизбежно опрокинуты раньше, чем он начнёт приводить их в исполнение».

Не угодно ли сравнить с этими принципами пункт восьмой операционного плана, в котором Куропаткин, нисколько не заботясь о переменчивых превратностях войны, является с готовым планом, обнимающим собою не начало войны, а конецеё, притом внушённым ему не подлинной обстановкой, а собственными умозрениями за зеленым столом его кабинета.

Вот что по этому поводу говорит один из русских критиков Куропаткина: «Как пишет Куропаткин, на Ялу необходимо будет, после того, как мы овладеем снова этой рекой, принять меры к обращению этой реки в оборонительную линию, которая, однако, не должна служить препятствием для наступления наших войск в Корею.

Однако, река Ялу вовсе не представляла собою препятствия. Мищенко был уже тогда в Корее, и Манчжурской армии оставалось только последовать за Мищенко с целью сбросить японцев в море в то время, когда они будут высаживаться на материк.

Тем не менее, Куропаткин сам внушил себе мысль, что после вступления нашей армии в Корею ей придется овладеть там многими укреплёнными позициями, что «по-видимому, крепкая позиция находится к западу от Анжу»…

Это «по-видимому» в устах Куропаткина весьма знаменательно: ещё до начала войны ему мерещатся уже разные препятствия, фантастические обходы и всевозможные затруднения, которыми он парализует возможность порывов на войне… Он с самого начала уже поглядывает назад перед воображаемой укреплённой позицией, ещё не зная, укреплена ли эта позиция и занята ли она противником.