жизнь моя , боль моя, солнце мое, твой луч пронзает душу

насквозь выходя с другой стороны копьем ненависти,

от которого не избавиться

ты молча закрываешь за собой дверь надежды

и дверь отчаяния, навсегда оставаясь в ином мире,

где нет зла, и черные крылья ангелов шелестят

так успокаивающе, так усыпляюще.

Кто создал тебя на мою погибель, на мое счастье?

Кому быть благодарной за раздирающий плоть огонь ,

за бальзамом льющеюся нежность, за бессильную муку ревности?

Кто посыплет себе волосы пеплом, оставшимся от моего сердца,

кто выпьет пролитые нами обещания, кто убьет искренность мечты?

Мы кружились в вихре танца, теряя друг друга,

на ощупь отыскивая и теряя снова

Легкие забиваются пылью страха и безнадеги, синяки в душе остаются от уже навсегда…

стеклянный шар полыхает искрами страсти, в чьих он руках?

Там сгорели наши тела в одну из ночей безумия,

сплетаясь в общий кошмар, от которого нет пробуждения?

Мы ковали лед, мы снимали звезды, мы крошили серебро

мы с тобою искали истину,

ты дарил мне вселенную, что горела во взгляде,

я брала руками твою боль и рвала искореженные вены.

Ощущение потери бьется пульсом под твоими губами,

Я слышала все твои сны.

Я рождена хранить тебя...

Гармон тем временем выслеживал долгожданное жаркое. Он насквозь прошел подлесок у самого подножья гор и выбрался к каменному подъему. Пробираясь сквозь тропический лес, он не переставал удивляться. Огромные листья, свисавшие с ветвей могли укрыть под собой воина целиком. Такого он никогда не видел такого у себя дома, где северная природа рождала все много меньше и скуднее по цветам, в противовес здешним местам, где от обилия красок разбегались глаза. Он замер, разглядывая тяжелое темно-лиловое соцветие на конце длиннющей лианы. Так он пробирался по зарослям то и дело останавливаясь, то рассматривая радужное растение, то заслушавшись удивительных песен южных птиц. Скорость передвижения оставляла желать лучшего еще и потому, что приходилось почти прорубаться сквозь запутанные лианы, иногда даже помогая себе мечом. К тому же , находясь на охоте, Гармон старался делать все как можно тише и незаметнее, что оказалось весьма нелегким и почти безнадежным занятием. И все же ближе к полудню, он нашел то, что искал.

Воин невольно залюбовался на очередное чудо загадочного леса. На залитой солнцем полянке, покрытой сочной зеленой травой, паслось небольшое стадо. Ланей было шесть – несколько самок и оленята, резвившиеся на краю поля. Они беспечно щипали траву мягкими губам, грациозно переступая с ноги на ногу.Солнце золотом отливало на их спинах и длинных витых рогах, украшающих головки с огоромными влажными глазами.

Даже жаль было убивать такое совершенное создание, и все же охота – это всего лишь охота, и стараясь не наделать лишнего шума, который бы мог вспугнуть их, Гармон вынул стрелу из колчана за спиной. Пальцы пробежали вдоль острого наконечника , перешли к деревянному основанию и заученным движением положили стрелу на тетиву. Охотник затаил дыхание , выбирая цель, лук легко вздохнул, натягивая тетиву, готовясь выпустить смерть для одной из ланей и … неожиданная трель разорвала полуденную тишину. Дальнейшее произошло в одно мгновение, – лани с детенышами стремглав исчезли с поляны, а стрела, дернувшись, ушла в сторону. Последнее животное снисходительно, как показалось Гармону, взглянуло на опешившего охотника, на секунду задержавшись у кромки леса, и скрылось из глаз.

Гармон чертыхнулся и завертел головой, высматривая так несвоевременно появившегося певца. Кажется, звук шел откуда-то сверху. Словно издеваясь над ним, переливчатая трель прозвучала снова, на этот раз прямо над самой головой.

– Не тронь моих ланей, северянин .- раздался серебристый голосок, едва различимый в шелесте листьев на деревьях.

Гармон вскинул, опущенный было, лук прямо на голос, шедший прямо из кроны развесистого дерева.

– Стрела-то улетела уже.
– заметил непонятный голос и рассмеялся колокольчиком.

Охотник окинул взглядом пустой лук , выругался и моментально выхватил новую .

– Так, намного лучше – похвалил голос. Теперь было слышно, что голос принадлежал женщине, если можно так было выразиться. Скорее это была девушка или даже ребенок. И она нетерпеливо потребовала:

– Стреляй, чего ты ждешь?

Гармон сделал несколько шагов назад, пытаясь разглядеть обладателя таинственного голоса. Лук опустился сам по себе – оседлав нижнюю ветку дерева, свесив загорелые босые ноги, на ней сидела девушка. Хотя, пожалуй, это было громко сказано, на вид ей можно было дать лет двенадцать – тринадцать. Светло-серые, почти белые глаза пристально, но вместе с тем нахально и весело смотрели на него, в непонятного цвета волосах, доходящих почти до колен терялся самодельный венок из желтых ромашек, платье, сшитое из кусков кожи едва-едва прикрывало по мальчишески стройное тело.

Явление насмешливо наклонило голову и повторило:

– Ну что же ты не стреляешь?

Гармон угрюмо посмотрел на нее, повернулся и пошел прочь. Нужно было достать зря использованную стрелу на другом конце поляны. Воину пришло в голову, что вот только детей ему только тут и не хватало для полноты картины. Он приблизился к дереву и понял, что стрелу достать уже невозможно - она наполовину ушла в древесину.

Девчушка, не задумываясь, последовала за ним, правда, несколько иным способом. Гибкая, как кошка и ловкая, как обезьянка, она перепрыгивала ветки на ветку и таким образом добралась до дерева, под котором стоял воин, не пошевелив ни единого листика. Зацепившись ногами за нижнюю ветку, она повисла вниз головой и потянув за оперением двумя пальцами, легко вынула стрелу, словно та и не была всажена в дерево с расстояния нескольких десятков метров.

– Держи, северянин.

Гармон осмотрел стрелу со всех сторон, на всякий случай, решив ничему не удивляться. Стрела была цела и невредима.

– Спасибо, конечно. – поблагодарил ее воин.
– но лучше бы ты не портила мне охоту…дитя. – замялся он, подбирая походящее обращение и был встречен новым взрывом серебристого смеха:

– Я много старше тебя, северянин – это, во-первых, а во-вторых, ты охотился в моем лесу и на моих ланей.

– Прости, на них не написано. – буркнул воин, убирая стрелу в колчан.