Все подержали в руках тёплое волосатое яйцо, посмотрели на картинке птицу и лиану, и с великими предосторожностями отнесли яйцо в термостат, настроенный на среднелетнюю температуру материка.

До окончания эксперимента решили не покидать орбиты и продлить изучение планеты. У термостата теперь дежурили втроём: Липа, из-за категорического запрета Верного, берегущего его от стресса растро;ния, на планету допущен не был - и, следовательно, кудахтал, пел и танцевал «Умирающего лебедя» (одиночный танец не опасен) около любимых волосатых яиц.

Прошли все мыслимые сроки. Одно яйцо лопнуло, из него потекла зелёная жижа. Другие стали мягкими и тоже расползались в руках.

– Ну вот, говорил я тебе, что ящика мало!
– воскликнул я обескураженно.
– Ты сам говорил, что вывозили из термостата ящиками! Значит, случаи выклева единичные!

– Ой, я сейчас в обморок упаду!
– прошептал, синея, Липа, - Эти яйца так пахнут… Я их съесть хочу!

– Отравишься!
– забеспокоился Всученый.

Верный, учуявший состояние Липы, был уже тут как тут. Он сунул щупальце в зелёную массу и сказал:

– Мне тут великий наш языковед, который два слова связать толком не может, Мяфа то есть, рассказал местную сказку про беременную с колокольчиками. Они, беременные, вечно неизвестно чего сожрать хотят. Хотя, правда, эта каша из яиц пахнет аппетитно и никаких опасений во мне не вызывает. Только в одиночку Липа её есть не будет. Есть будем все: если что, ваши антитела пойдут на его лечение.

– Ладно, - героически согласились мы с Всученым, принюхиваясь к вкусному запаху невылупившихся яиц, - едим все.

Разведчики новой планеты во главе с Орлом помогали Бяде выкопать и умыкнуть доисторическую Венеру. Капитан любовно тащил наиболее массивную часть скульптуры…

Корабль был пуст, их не встречали. Но в лаборатории пели. Заводил тяжёлым басом, со слезой, музыковед Липа; тоненько вторил, ойкая, Верный, и в терцию пели биологи.

– Ну, еще разок, от души её, народную!
– попросил Верный. И вновь зазвучало:

– «Шумел камыш. Деревья гнулись. И ночка тёмная была…».

Опус № 2

О Лианах Киви.

Нас поубавилось. Мы отправили на материк Всученого - для выяснения условий инкубации яиц киви. Всученый долго выбирал образ, вертелся перед зеркалом, взбивал кудри и закручивал усы. Совершенно вжившийся в беременность Липа ревниво топал и истерически взвизгивал:

– Ну кого ты там совращать собираешься? У них же только два пола!

– У них два, а ещё есть звери всякие симпатичные - собаки там, кошки, попугаи… Я вот в прошлый раз неудачно пол выбрал, так едва от целой кучи собачьих мужчин отбился.

– Ага!
– сказал я.
– Вот откуда дезинформация про процент проклёвывания яиц! Ты там не ботаникой занимался, а исследовал проблемы пола у собак.

Тут Липа разрыдался и был немедленно уведён бдительным Верным. Через пару минут Верный потребовал аудиенции у Орла. В результате оной Липу с превеликими предосторожностями отправили домой в сопровождении многострадального нашего врача.

Одуревший от скуки Орёл таскался за Бядой, выкапывал статуи и склонялся к краже некоторых ещё не закопанных, а вполне на виду стоящих Матерей Земли. С горя он стал коллекционировать живопись. Лучшее, что Орёл достал, называлось «Венера и Адонис». Он даже щупальца стал складывать, как Адонис, с чем никак не желал согласиться, говоря, что это - его природная осанка. Его! Да его природная осанка - раскорячиться на все конечности и надуть щёки! Адонис!

Так вот, остались мы с Мяфой на корабле. Я - от нечего делать, Мяфа - от устатку. Он, хоть и лингвист, никак не мог освоить язык, причём утверждал, что их не один, а десятки, а может, сотни! И пока он не управится с одним, другие ему не подсовывать!

Вот, забрался опять на сиденье всеми щупальцами, глаза закатил. Бороду по моде изучаемого народа надвое расчесал, волосики ровненько так, по кругу подстриг - ну, Мяфа и Мяфа!

– Ага!
– сказал Мяфа.
– Идея! Сейчас расскажу.
– Он сорвался с сиденья

и убежал в другой отсек. Вскоре оттуда раздалось мощное журчание.

– Ты обратил внимание, когда я мою щупальца?
– назидательно сказал

Мяфа, вваливаясь в кают-компанию.
– Вы все моете их после, а я - перед! Это свидетельствует о моей чистоплотности и уважении к процессу. Да! О чём я? Вот! Я думаю, что аборигены назвали что-то в честь чего-то.

– А?
– изумился я.

– Ну, лиану в честь птицы, или же наоборот.

– Ты шутишь, Мяфа? Неужели это честь - называться одним именем с кем