Джакар погладил осьминога и отпустил его за борт лодки.

– Пусть будет свободным. Прощай, могильщик.

Харон покивал головой и стал таять. Огонек его бесконечной сигареты тускнел, плоть становилась прозрачнее и на Джакара смотрел настоящий костяк, покрытый полупрозрачной кожей, затем и он исчез, как ветром сдув за борт плащ.

Семен заохал и проснулся, прося пить. Джакар потрогал его голову – как горячая сковорода, глаза запали, но зубы упрямо сцепились, и голос проталкивал сквозь них слова.

– Поборемся еще, братишка, попляшем с девками и быстрый и медленный.

Джакар набрал марли из ящика и, намочив в море, положил раненому на лоб.

Светало.

Земля. 28 июля 1905 г. Ацтекская яхта.

Харону, отупевшему от человеческой смерти вольно говорить, что мы ничто, лишь чья-то мысль, волна информации бесцельная для нас самих, но нам жить и радоваться жизни, этой самой бесцельности с его, Хароновской, точки зрения.

Во многом перевозчик лукавил, или сам заблуждался, но в одном не обманул – по курсу появилась белая яхта, несущаяся по волнам. Там богатые люди, довольные жизнью и счастливые, обнимают красивых женщин и пьют дорогое вино, наслаждаясь морем и солнцем, а здесь два инвалида в разбитой лодке, у которых и воды то нет, а солнце – враг, раскаляющий головы и лишающий организм последней влаги. Там те, кто выполняют свою волю и свои решения, а здесь те, кто воевал ради кого-то, ради государства ли, ради мировой справедливости – не важно, и, получив свою награду, плывут в неизвестность.

Джакар кричал и махал руками, Семен пытался помогать ему, но не мог оторвать головы от влажного днища.

С яхты их заметили и на баке хлопнул маленький фальконетишка, выпустивший клубы белого дыма.

На яхте спустили паруса, и она подошла к лодке на моторе. Это была бело-золотистая стреловидная игрушка для власть имущих и богатых. С высокого борта на них смотрели двое – мужчина и женщина. В их облике было нечто, несвойственное европейцам, и Джакар навряд ли смог бы определить их национальность, если бы Семен, увидев их, не сказал.

– Ацтеки, мать твою.

Ацтек сбросил в шлюпку канат и Джакар обвязав Семена жестами объяснил, чтоб его подняли на борт.

На корабле зажужжала лебедка и охающий матрос поднялся наверх. За ним, по канату, залез и Джакар, сухо поблагодаривший высокого горбоносого человека в белом кителе с вышитой головой то ли барса, то ли леопарда.

Взгляд ацтека был скорее брезглив, чем холодно равнодушен. Он жестом показал на дверь в баковом отделении и о чем-то заговорил с девушкой, более не обращая на раненых внимания.

Джакар подхватил Семена и пополз по зеркальному полу к двери, и, наконец, втянул его внутрь.

Каморка была предназначена для инвентаря типа швабр и ведер. Привалив Семена к стене, Джакар схватился за голову руками.

– Сколько мы еще, братишка, вот так ползать будем? Ты видел, как краснокожий на нас смотрел – глистов увидишь, так не сморщишься, а мы глазами захлопали, поблагодарили и поползли на пузе.

Семен качал головой в такт качке судна и полубредил. Из его слов Джакар понял только одно – вода.

Поискавшись, он обнаружил кран – настоящий, с холодной пресной водой и подтащил к нему своего товарища по несчастью.

Напившись воды, Семен снова впал в горячечный бред и стучал зубами. По каморке расплывался зловонный аромат гниющей ноги, было ясно – первой помощью и без врачей ему уже не поможешь.

Ацтек, отворив дверь, внутрь не вошел, но, посмотрев на Семена, протянул Джакару шприц, чем-то наполненный. Джакар жестами поблагодарил его и вонзил шприц в ногу Семену, выдавив все его содержимое. Тот на минуту очнулся, пришел в себя, и разумно осмотрел все по сторонам, посмотрел на стоящего в дверях индейца, попытался встать, как вдруг схватился руками за горло и упал, пуская ртом пену.

В шприце был яд.

Джакар тряс Семена, но тщетно – тот умер сразу и видимо не мучаясь. Обернувшись, он зло посмотрел на ацтека – лицо его не выражало ни одной эмоции. Он лишь жестом приказал, чтобы Джакар выбросил труп за борт, и как бы невзначай сказал лишь одно слово

– Валенсия. – Это был порт, в который идет яхта.

После того, как индеец ушел, Джакар вытащил Семена на палубу и, не вспомнив ни одной православной молитвы, просто перекрестил усопшего и отправил его за борт - к Харону. Наверное, тот, увидев Семена, ухмыльнется своей проницательности.

– Прощай, братишка.

Джакар готов был прибить ацтека к мачте, но безногий и безоружный скорее сам полетел бы за борт. Оставалось ждать и думать о механических протезах, поджидающих его в Коста Риччо.

Ацтек с девушкой что-то говорили по своему и Джакар, прислушиваясь к звонкому, цокающему языку не понимал ни слова. Девушка иногда весело смеялась – как будто не было смерти, не было голодного калеки в полубаке их яхты – их мир был светел и радостен, они наслаждались друг другом и ласковым Средиземным морем.