– А тогда лежим и не дрыгаемся, браток. Слышал – в Кноссе нас на «Николу» отправят. Был в Кноссе когда-нибудь?

Моряк отрицательно покачал головой.

– А я был – Джакар вспоминал Кносс двенадцатого тысячелетия до рождества Христова. – Хороший город.

– Может братишка, только нам теперь домой дорога – отвоевались.

Восстание на корабле

Уже вечером, в скоротечных южных сумерках Струцкий доложил Рудневу результат экспертизы – стакан держал в руках сам боярин Иван Андреевич – возможность замены его подставным лицом полностью отпадала. Руднев тяжко вздохнул и приказал приставить к каюте посланника стражу.

– Охрану разоружить, посадить в соседнюю каюту.

Впереди трубы броненосцев выкидывали в небо снопы искр – поврежденные машины работали на перегреве, вокруг кружили миноноски. Всеволод Федорович оценил ситуацию и, черканув письмо, отослал его с катером на «Антропос». В письме, адресованной капитану Евклиду Попадакису, он объявил, что русский посланник арестован им за измену, и «Никола Мирликийский» ночью покинет папскую эскадру. Капитану греческого крейсера предлагалось совершить то же самое и следовать за ним на полных оборотах в Кносс или Никозию, гавань закрыть и не пустить папские броненосцы на Крит. Руднев взывал к вечной дружбе Руси и Византии, и ненадобности обоим государствам бессмысленной войны.

Легче было бы воспользоваться радио или семафором, но тогда смысл послания будет известен всей эскадре. Катер был надежнее, но если письмо не произведен должного эффекта на Попадакиса – экипаж катера арестуют, а там могут объявить тревогу по эскадре – Палеолог может пойти на это, да и не для того чтобы вызволить боярина Ивана, а чтобы самому оказаться чистым.

Возможно, было все что угодно. Собравшимся в кают-кампании офицерам Руднев объявил о необходимости немедленного приведения корабля в боевое положение, но тихо, без тревоги.

После он наблюдал, как матросы разбредались по палубе, тихо проходя в орудийные башни, становясь у легких орудий. Орудия расчехлили, и делали вид, что чистят их, но их стволы медленно поворачивались вослед корме «Фомы Аквинского». А катер все не возвращался.

Руднев видел его, болтающегося на тросах у борта «Антропоса», экипаж держал его под парами, как вдруг там началась какая-то свалка и митральезы осыпали катер градом пуль. Руднев перекрестился и крикнул в трубку

– Лево руля, полный назад!

Крейсер выскочил из кильватера и стал поперек на пути следования «Антропоса» - рискованный маневр, рассчитанный на то, что «Антропос» отвернет и выйдет из кильватера. Было видно, как там уставшие матросы забегали, бросились к орудиям, но русский крейсер был давно готов к бою, и, продолжая кормой выходить из кильватера, запутывая противника, произвел по «Антропосу» несколько залпов. Били с ближней дистанции, так что почти все снаряды попали. «Антропос» снова загорел, и на месте его самого мощного бакового орудия торчали из палубы какие-то металлические балки.

Жалея уничтожать дальше византийцев, Руднев приказал, держа под прицелом броненосцы, по дуге отходить к курсу на Никозию. На головном броненосце расцвели флаги – на русском корабле бунт, посланник в опасности. Жерла папских орудий направились на «Николу», и флаги, сменясь, приказали русским застопорить машины и сдаться на милость Папы. Посланника Папа теперь берег как зеницу ока, свой крестовый поход он решил довести до конца.

Руднев на это приказал увеличить ход, но остальные корабли разворачивались за ним, а юркая миноноска выпустила предупредительную торпеду прямо перед форштевнем крейсера.

После короткого совещания на «Николе» решили принять бой. Руднев ругал только себя – крейсеру следовало покинуть кильватер еще до начала сражения с арабами, а сейчас – бой не бой – махание кулаками после драки. Но многие верили, что выведя сейчас крейсер, и передав посланника суду в Республике, они еще могут предотвратить войну.

Двое на одной ноге

В железной коробке лазарета попадания русских снарядов раздались, как гром, что то посыпалось сверху и погасло освещение. Встревоженные раненные всполошились, кричали, матерились наверное, по своему.

Семен схватил Джакара за руку

– Наши бьют. Я свои орудия не перепутаю.

Джакар не раздумывая привлек его голову к себе и зашептал

– Сейчас тогда нас греки рвать начнут, в клочья. Давай, собираем свои обрубки, и мотаем отсюда, пока свет не включили.
– Голова утвердительно закивала, и инвалиды поползли к выходу.

В коридоре тускло светили лампы, Семен пытался прыгать на одной ноге, все причитая, Джакар полз. Вокруг царила пустота – все были на своих местах, согласно боевому расписанию, фельдшеров и врачей так же не было.