— Это символ двух великий империй-соседей. Сегодня рухнувших на наших глазах, но завтра поднявшихся из пепла истории. По воле Божией и с нашей помощью...

О том, что в белогвардейской армии, находящейся на территории Халхи, стали создаваться китайские воинские части, стало известно в Мукдене. Но многое видящий наперёд Чжан Цзолинь успокоил своих советников:

— Пусть будет китайский дивизион у этого Унгерна. Пусть даже полк, и не один. В нужный час по моей воле они станут частью моей армии.

— Но каким образом? Ведь военнопленные принесли белому генералу слова воинской клятвы.

— Ну и что из этого? Они родом не из России, а в своём большинстве маньчжурские выходцы.

— У атамана Семёнова тоже служат китайцы. Они ему не изменяли, когда красные успешно воевали против него у Читы.

— Атаман не создавал из восточных людей отдельные армейские части под своим собственным командованием. Генерал Унгерн уже раз столкнулся с мятежом харачинов в подчинённом только лично ему гарнизоне...

Став фактическим хозяином Урги, барон не забыл, что в западной части Монголии и в китайском Туркестане расположилось несколько бежавших из советской России белогвардейских отрядов. Это были осколки армии адмирала Колчака. Роман Фёдорович решил объединить их для будущего похода в Забайкалье, на юг Сибири. Он разослал командирам этих белых отрядов письма; В них Унгерн писал:

«…Прошу Вас согласовать свои действия с моими действиями, исходя из непогрешимости военного закона, что только в единстве сила».

Письма были посланы есаулу Кайгароду, чей казачий отряд находился в Кобдоском округе, есаулу Казанцеву, оперировавшему в Урянхайском крае и близ Уланкома, полковнику Казагранди в недалёкий от Урги посёлок Ван-Хуре» вахмистру Шубину, остановившемуся на берегах озера Косогол. Все они присоединились к генерал-лейтенанту Унгерну-Штернбергу по своей воле, признав его за старшего над собой. Каждый из этих отрядов насчитывал не более трёх сотен человек.

Отряд есаула Кайгородова, выходца из простых алтайских казаков, базировался в городе Кобдо, за тысячу вёрст от Урги. Кайгародов был единственным, кто из белых военачальников до последних дней сохранил самые добрые отношения с местным монгольским населением. Один из его приказов начинался словами:

«Мы, как песчинка в море, затеряны среди необъятной шири Монгольского государства...»

Отряд есаула Казанцева, атамана Енисейского казачьего войска, просуществовавшего как таковое меньше года (оно образовалось из енисейских и иркутских казаков), насчитывал полторы сотни людей. Барон Унгерн-Штернберг привлёк на свою сторону есаула тем, что пообещал ему после победы над большевиками образовать на юге Красноярского края особой Урянхайское казачье войско, а самого Казанцева сделать войсковым атаманом. Который, как известно, по «Положению о казачьих войсках России» имел генерал-лейтенантское звание.

В Монголии есаул Казанцев прославил себя делами в Улясутае, на который он базировался. Он помог прибывшим туда Сипайло и его помощнику капитану Безродному очистить город от «вредных элементов» в лице евреев и сочувствующих большевикам. В итоге такой чистке из русской общины Улясутая погибло 42 человека (пятая её часть): мужей и жён связывали вместе, а потом рубили шашками.

Полковник Казагранди имел отряд сотни в две человек. Но это были не казаки, а колчаковские солдаты и офицеры, в своём большинстве сибиряки. Своей базой отряд сделал посёлок Ван-Хурэ на тракте Урга — Улясутай. Казагранди в годы Гражданской войны был известен тем, что совершал массовые казни гражданского населения, примкнувшего к красным.

Вахмистр Шубин (по другим сведениям — иркутский урядник) командовал отрядом в семьдесят человек. Сам в прошлом был таёжником, промышлял скупкой пушнины. Шубина унгерновцы называли «просто бандитом». Служить семёновскому генералу Унгерну он пошёл с большой охотой: тот, помимо обещания произвести в первый офицерский чин прапорщика, прислал на берега озера Косогол «бидон с серебряной монетой» и достаточное число трофейных китайских винтовок с патронами.

Своё обещание наградить Шубина офицерским чином барон выполнит перед самым началом своего второго похода в Забайкалье. Он прикажет начальнику штаба дивизии полковнику Ивановскому:

— Отправь нарочного к Шубину. Пусть отвезёт приказ о присвоении ему чина казачьего хорунжего. Приказ напиши сам и дай мне на подпись.

— Печатать не на чем. На пишущей машинке в штабе половина букв скособочилась.

— Почему скособочилась? Не углядел, значит, за дивизионным имуществом?

— Какое там не углядел? Нельзя же такой инструмент по степям на верблюде год возить. На каждой стоянке вьюк то снимают, то вновь привязывают. Вот и поломалась машинка-то.

— Тогда возьми пера и напиши приказ чернилами.