— И настоящих чернил у меня нет. Все вышли. В китайских лавках не чернила, а печная сажа, настоянная в вине.

— Тогда пиши приказ чернильным карандашом. Шубину важен не документ, а моя подпись на нём...

Примкнули к Азиатской конной дивизии в разное время и более мелкие белогвардейские отряды Комаровского, Сухарева, Нечаева, Архипова, Очирова, Немчинова, Тапхаева и других. Ценность такого пополнения состояла в том, что это были испытанные в Гражданской войне бойцы, не желавшие ни в коей мере мириться с Советами, которые оставили их без Отечества. Да к тому же репрессии лишили многих по ту сторону границы родных, а конфискации — нажитого добра.

Из Урги барон Унгерн попытался завязать тесные связи и установить взаимодействие с колчаковскими генералами Анненковым и Бакичем, оказавшимися в Синьцзяне. Он просил и того, и другого только об одном:

«...Прошу Вас для пользы общего дела борьбы с большевиками действовать согласованно».

Унгерн, сам конный армейский партизан Первой мировой войны, был много наслышан об Анненкове. Тот командовал партизанским отрядом, Октябрьский переворот не признал и, сумев сохранить своих людей, уехал с ними в Омск. Адмирал Колчак присвоил Анненкову генеральское звание и назначил командующим Отдельной Семиреченской армии. В Гражданской войне атаман Анненков отличился особенной жестокостью при подавлении крестьянских восстаний в Семиречье, Омской и Томской губерниях. После разгрома колчаковской армии, преследуемый красными, ушёл в Синьцзян. Там поступил со своими отрядами на службу в китайские войска.

Однако ужиться с китайскими властями Анненков не сумел. Он поднял мятеж, но был арестован, созданный им полк разоружили. Почти три года ему пришлось провести в местной тюрьме, а затем Анненков волей судьбы оказался на советской территории. В августе 1927 года по приговору суда он был расстрелян за многочисленные злодеяния в коде Гражданской войны в Сибири и Семиреченском крае.

Унгерн, отправляя доверенного человека к Анненкову, не знал о мятежных событиях. Колчаковский атаман не мог ни получить письмо, ни ответить на него. Он уже сидел в тюрьме под бдительной стражей, лишённый всякого общения с внешним миром.

Бакич был совсем иной фигурой, чем Анненков. В звании генерал-лейтенанта он командовал у Колчака корпусом в Оренбургской армии. С его остатками (семь тысяч человек, не считая членов семей колчаковцев) в 1920 году ушёл в Синьцзян. Войска Бакича были интернированы китайцами под городом Чугучак. Но всё оружие белые не сдали, сохранив малую часть на будущее, зарыв в укромных местах в землю.

Близ Чугучака белые изгнанники устроили лагерь из землянок, шалашей и палаток. Чёрные линейки получили название улиц Уральска и Оренбурга. На поселенцев вскоре обрушился сильный голод, унёсший не одну сотню человеческих жизней. В поисках нового места пристанища старый генерал послал в монгольский Алтай отряд оренбургских казаков. Над штабной землянкой генерала Бакича, человека эсеровских взглядов, развевался флаг удивительного цвета. Полотнище было красное, лишь в его верхнем углу, возле древка, был нашит небольшой трёхцветный прямоугольник.

Синьцзянские власти узнали обо всём, но, не имея достаточных военных сил, не смогли «справиться» с белым генералом Бакичем. Их встревожило ещё то, что в лагерь белых прибыло неизвестное число русских крестьян, повстанцев против Советов из Западной Сибири: те наотрез отказались сдать китайским чиновникам своё оружие.

Вскоре, однако, местный губернатор нашёл выход из положения. По его просьбе пекинское правительство обратилось за помощью к Москве. И помощь Пекин получил незамедлительно. 17 мая 1921 года командование Туркестанского фронта подписало секретный договор с властями Синьцзяна о вводе войск Красной Армии на территорию этой китайской провинции. Граница открывалась для входа и выхода армейских частей чужестранной армии. Таких примеров мировая военная история знает немного.

Однако разгромить тогда корпус Бакича сильным и внезапным ударом не удалось. В ходе боев, которые проходили на севере Синьцзяна в мае и июне 1921 года, беглецы-колчаковцы при большом неравенстве в силах потеряли около тысячи убитыми и полторы тысячи пленными. Генералу Бакичу с 5-тысячиым отрядом и частью семей удалось уйти в западную часть Монголии, в Алтайский округ (в это время барон Унгерн уже находился в красном плену). При этом большая часть белогвардейцев огнестрельного оружия не имела.

Но сперва генерал Бакич взял трёхдневным штурмом последний китайский город у границ с Халхой — Шарасумэ. Это спасло оренбуржцев от голодной смерти. Красные войска в погоне за ними не стали заходить столь далеко на сопредельной территории и ушли назад, предварительно предав огню полуразрушенный лагерь белых под Чугучаком. В тот военный конфликт китайские провинциальные войска благоразумно вмешиваться не стали.

Унгерновское письмо Бакич, в отличие от Анненкова, получил. Но командиру Азиатской конной дивизии он не ответил. С посланцем барона Бакич имел самую короткую беседу:

— Передайте командиру вашей дивизии, что я ему не союзник в военных планах. По двум веским причинам.

— Почему, позвольте спросить?

— Во-первых, мой корпус имеет сил больше, чем его Азиатская конная дивизия. Поэтому я могу действовать против большевиков на юге Сибири вполне самостоятельно.

— А во-вторых, господин генерал?

— Во-вторых» у меня с вашим начальником идейные разногласия.

— Какие же?

— Барон желает восстановить в России монархию Романовых. А я выступаю за созыв в освобождённом Отечестве всенародного Учредительного собрания...