Но, по большей части, Шерлок рассчитывал на фактор внезапности и на пистолет с транквилизатором. Шерлок извлек оружие из черной сумки и убедился, что одноразовая ампула с дозой заряжена и готова, после чего сунул его в глубокий карман куртки.

Шерлок остановился и сделал глубокий вдох. Он оказался в центре потрясающе захватывающей игры. Люди годами будут обсуждать его выходку. Ох, Майкрофту это придется не по вкусу. В особенности его следующий ход.

Шерлок вытащил тонкую латексную перчатку из внешнего кармана и осторожно натянул ее на правую руку. На кончике пальца имелась целлюлозная подушечка с черным отпечатком пальца. Точнее, с отпечатком пальца Майкрофта. Шерлоку оставалось только гадать, как Майкрофту удалось отстоять право на полную свободу действий в Тауэре. Пока еще не нашлось такого замка, который не открыл бы отпечаток брата. У него имелся доступ ко всему, начиная от тактического вооружения, где он одолжил троллей** и пистолет с транквилизатором, и вплоть до номера Джона.

Шерлок усмехнулся и приложил заимствованный отпечаток пальца к оптическому считывателю, неуязвимость которого была явно преувеличена. На маленьком экране высветилось «Доступ разрешен», и вслед за этим раздалось тихое жужжание открывающегося замка.

Шерлок схватил транквилизатор и отпихнул сумку в сторону. Он легко толкнул дверь, петли которой были хорошо смазаны, но все же негромко скрипнули, заставив Шерлока поморщиться от звука. Страж в номере был бдителен и смог бы уловить легкий скрип даже сквозь протесты Джона и гул вентиляторов, выступавших в роли генератора белого шума. У него была только одна ампула, одна попытка.

Набрав в грудь воздуха, Шерлок зашел внутрь. Как принято говорить в Голливуде: шоу начинается.

Джон пытался вырваться из кожаных ремней, изо всех сил дергая запястьями, но, как бы он ни старался, все усилия были тщетны. К его неудовольствию, мягкая внутренняя обивка наручников не оставляла на коже синяков и ран, всего лишь удерживая его руки, из-за чего предстоящее казалось неизбежным. И все же он не бросал попыток высвободиться, потому что видел росомаху, подступающую к кровати и скалящую на него свои зубы.

— Отпустите меня! — потребовал он. — Отпустите меня, отпустите, отпустите!

Моран попробовал приблизиться к нему, но безуспешно. Джон лягнул его связанными ногами, и тот с настороженным и неуверенным видом снова попятился к двери. Джон знал, что Морана заставил отступить не пинок, а скорее резкая эмоциональная пощечина, которой он сопроводил удар. Но это было лишь временным решением проблемы. Сочетание физических и эмпатических атак лишь вымотает его. Джон чувствовал, как голова уже начинает болеть от перенапряжения, а внутри зарождаются ужас и отчаяние.

Стоит ему поддаться страху и впасть в панику — и он пропал.

Потому что Моран не был единственным его противником. Слева от него, словно седой садовый гном, притаился Хоуп. Проводник сузил глаза и решительно стиснул зубы, недружелюбно глядя на Джона. Джон ощущал, как разум Хоупа, опасный, словно топь, надавил на его защитный барьер, пытаясь просочиться внутрь и вновь поглотить его.

Каждый раз, когда Джон отвлекался на Хоупа, Моран не упускал возможности подкрасться к нему, готовясь атаковать его физически. По мере того, как сокращалось расстояние между ними, Джон чувствовал мучительное напряжение, сковывающее его тело. Он отталкивал Морана при помощи дара и ног, и тут же ощущал, как в дело вновь вступает Хоуп. Даже Джон понимал, что его сопротивление слабеет, и ему не справиться с обоими.

— Завязывай с этим, приятель, — прорычал Моран, отступая в очередной раз. — Думаешь, я прыгаю от радости быть связанным с Проводником, которого от меня воротит? У меня не больше выбора, чем у тебя, но, как видишь, я не бьюсь в истерике. И знаешь, почему? Потому что там, за стенами Тауэра, террористы пытаются взорвать башни, и по-хорошему я бы должен сейчас их ловить. У меня есть работа, которую я призван выполнять, и именно для этого мне нужен ты. Поэтому давай покончим с этим, и точка.

— Прислушайся к нему, — сказал Хоуп. — Перестань бороться с собой, Джон. Ты готов заключить связь, я чувствую это даже через твой барьер. Твое тело знает, что ему нужно, в чем оно нуждалось годами. Помогать окружающим и защищать их заложено в твоих генах, противиться этому бесполезно. Точно так же и Страж не может игнорировать свою сущность. Что же удерживало тебя в Бартсе, как не потребность служить людям? Теперь тебя поймали, Джон. Смирись с этим.

Возможно, Хоуп прав? Возможно, заключив связь с Мораном, Джон сумеет оттеснить темноту в его душе так далеко, чтобы она никогда не вырвалась наружу. Может быть, он сделает его лучше. Будет владеть тем, в чьих руках — власть…

Волна отвращения захлестнула Джона, подступив к горлу.

— Пожалуйста, — сказал он, пытаясь хоть как-то объяснить, насколько ему плохо. — Ничего не получится. Я знаю. — Росомаха зарычала и стала сужать круги вокруг кровати, подбираясь к нему ближе. — Мы просто несовместимы. Себ, ты ведь должен это чувствовать… — Джон осекся. Разрываясь между своими ощущениями и тем, что внушал ему Хоуп, он не мог наверняка сказать, что чувствовал Моран.

— Тьфу! — отмахнулся от его заявления Хоуп. — Мы оба знаем, что это неправда. Будь вы несовместимы, дело бы не дошло до драки. Будь вы несовместимы, Моран бы не звал тебя.

И в этом заключался весь ужас ситуации. Джон был совместим с Мораном, как бы сильно он ни мечтал об обратном.

К отвращению и страху примешивалось приторное влечение, которое охватило тело Джона и, ощутимо покалывая в груди, поднималось от живота к горлу. Хотя притяжение к Стражу не было однозначно сексуальным, но все же очень походило на него. Голод. Потребность. Пустота, которую необходимо заполнить. Джон не просто созрел для связи, он перезрел. Его тянуло к Стражу со всей мощью первобытного желания. Рано или поздно все его щиты рухнут и крепость разума падет — это был лишь вопрос времени. Как только Моран запечатлеет на нем свой запах, Джон будет обречен.