Собрание
вернуться

Шварц Елена Андреевна
Шрифт:

1994

СОН МЕДВЕДЯ

Я не хочу, чтоб мной играли силы, Как на трубе. Не буду я подсвистывать унылой И мизерной судьбе. С блаженной радостью встречаю Я новый день, Сладка, сладка мне чашка чаю, Утешна лень. Какое счастье — что тебя Никто не любит, Твоих родимых во гробах Засохли губы. И вот летим — круглы и остры, Дробь из ружья, Все растворились братья, сестры, Ушли мужья. И всё — от шляпы до ботинок — Внутри пальто, Переходя в раствор пылинок, Благою стало пустотой. Но что, на плечи налегая, На лапах привстает? Во мне, в берлоге одичалой, Медведь живет. Вся жизнь — зима, и он зимой Все плачет, уменьшаясь в росте, Но миг настал — и он тобой Выходит в мир, ломая кости. И вот весной — ay — весной, Как время петь, Глаза вращая — он со мной Давай реветь.

осень 1994

" Кошка прижалась — будто спит — "

Кошка прижалась — будто спит — И тихо в усы поет, И слышит, как сердце мое спешит, Как время мое идет. Привычно земля, как грузовик, Вошла в лихой разворот, Травы очнулись под твердой корой, Спи — еще солнцеворот, Спи еще — сколько крови шуметь В домашних своих родных конусах, Знает дыханье и сонный медведь — Сколько снегу скользить в часах.

1994

GENIUS LOCI [30]

(Росица)

Белоруссия. Пустошь. Недалеко от границы. Здесь было когда-то местечко, Но оно улетело, как птица, Все в нем шило, шипело, болело, Но… немцы, время и ветер. Ивы, полынь, ковыль. Жила здесь бедная мышь В развалинах нищего дома. Она была здесь тогда, Когда два старика умирали, А в углу белела девчонка — Отпрыск их ветхого лона. Мышь белела в другом углу И смотрела в дитя из-под век, Девчонка шептала, молчала, А потом убежала навек. В солому закутав голову, Как в молитвенной шали, Мышь у камня сидит и ждет холодов И сводит на груди концы печали. Луна ей жует затылок, Жжет проплешину лунный взгляд — Вставай же, мышь, подымайся И встраивайся в парад, В котором идут, приплясывая, До края земли — и раз… А пустошь — она останется, И золоченый глаз, А мышке везде достанется Черствая корка и лаз.

30

Гений места (местности).

1992

МЫШЬ

Мир кончился: всхлип, вздох, Тишь — Но еще после всего Пробегает мышь. Гул отдаленных труб, Вой уже близок, По Невскому мышь бежит — Нет, уже ее призрак.

ПРЕДВЕЩАНИЕ ЛЮЦИФЕРУ

Господине Люцифере, если бы я вам гадала, то вот ваша судьба — до времени и когда времени уже не будет. В тулове темной бездны Кружился Крест ледяной, Грубый, глухой, зеленый, Как рубленый топором. В пронзенное перекрестье, В разверзнувшуюся рану, Влетали светлые птицы, А выпорхнули — мухи, Сдирая на лету Белейшие одежды, В черном гнусном теле Навзрыд они летели, А главный их водитель, Архистратиг и мститель, Косил во гневе — вверх. Он знал — начнется Время, Подымется Земля. Потом придет Спаситель, Оплачет Он ее, Потом свернется Время, И молот-крест расколет Земли гнилой орех. Он знал — и до паденья Он — злейшее из злейших, Седой отец греха, Что ледяное солнце На плечи упадет И станет, расколовшись, Крестом промерзлым грубым, Пригнет его к себе. Пронижет его ужас, И ледяную душу Прожжет чужой мороз. И с головой висящей Из снежного Креста Он понесется бездной К источнику Огня. Чрез Крест он продерется В игольное ушко И, ободравши плечи, Смиренно упадет Перед престолом Божьим. И черный Огнь на белом Начертит приговор.

1995

ПЕСНЯ ПТИЦЫ НА ДНЕ МОРСКОМ

Мне нынче очень грустно, Мне грустно до зевоты — До утопанья в сон. Плавны водовороты, О, не противься морю, Луне, воде и горю, Кружась, я упадаю В заросший тиной склон, В замшелых колоколен Глухой немирный звон. Птица скользит под волнами, Гнет их с усильем крылами. Среди камней лощеных Ушные завитки Ракушек навощенных, И водоросль змеится, Тритон плывет над ними, С трудом крадется птица, Толкаясь в дно крылами, Не вить гнездо на камне, Не, рыбы, жить меж вами, А петь глубинам, глыбам В морской ночной содом Глухим придонным рыбам О звездах над прудом, О древней коже дуба И об огне свечном, И о пещных огнях, Негаснущих лампадках, О пыли мотыльков, Об их тревоге краткой, О выжженных костях. Птица скользит под водами, Гнет их с усильем крылами. Выест зрачок твой синяя соль, Боль тебе клюв грызет, Спой, вцепясь в костяное плечо, Утопленнику про юдоль, Где он зажигал свечу. Птица скользит под водами, Гнет их с усильем крылами. Поет, как с ветки на рассвете, О солнце и сиянье сада, Но вести о жаре и свете Прохладные не верят гады. Поверит сумрачный конек — Когда потонет в круглой шлюпке, В ореховой сухой скорлупке Пещерный тихий огонек — Тогда поверит морской конек. Стоит ли петь, где не слышит никто, Трель выводить на дне? С лодки свесясь, я жду тебя, Птица, взлетай в глубине.

24 декабря 1994

ПОХОД ЮРОДИВЫХ НА КИЕВ

(Подлинное происшествие — см. Прыжова)

Злате Коцич

1. Вступление

В зло-веселой Москве, у кладбища, в ограде собрались Юроды Христа ради. Порешили они покаяться — и отправиться ко святым костям, К пещерным мощам, что покоятся в граде Киевском. Кто помрет по дороге — Суждено уж так, А, глядишь, доползет Хоть какой дурак — Пусть попросит Бога О всех, о всех, И отпустится Даже смертный грех. Безъязыкий пусть, Пусть и хром, и сир, Он помолится За крещеный мир. Порешили они — и отправились. Одни уснули в кабаках, Другие — в темных лесах, третьи петляли, Вернулись домой, а иных — убили злые люди.

2. Марфа

Шла Марфушка, припевая, От трактира до трактира И, дорогу измеряя, По стопушке выпивала, Да и далее по тракту На одной ноге скакала. Вот Владимир позади, И Рязань прошла, И Калуга пролетела — Киева не видно. Хоть бы он из-за угла, Что ли, выскочил, Из-за леса синего Выпорхнул. — Поплыву-ка рекой, Водой лучше я, То болотом, то струей, То волокушею. Выменяла злат-платок На дощаночку-челнок, Парус ставила — лопух наискосок, И плыла рекою синею, Баламутя облака веслом Под корягой с тиною. За ней рыбы шли На хвостах, хвостах, На хвостатищах, Лодку мордами толкали до утра, Говорили: прыгай к нам, Мати будешь пескарям, Осетру — сестра. Пляшут с ней водовороты И поет вода, И никто ее не видел Боле никогда.

3. Лунный юрод

В Киев ко святым мощам Юрод бредет с клюкою, Но что этот Киев такое И где он — не знает сам. Он разум на лучине сжег, Пепел скормил траве — Только в круглой его голове Тлеет еще уголек. Пред ним вся белая, в пыли, Луна бочонком катится, А утром его по лесу вели Бормочущие птицы. Однажды он Луну догнал И нечаянно внутрь ступил, Как будто там Киев небесный сиял, И с нею на небо взлетел. Несет он посох и суму, Кружится его житие, Я вижу его, как всмотрюся в Луну; Как белка он крутит ее. О как одичился Луницы лик С тех пор, как он в ней бежит, Ума сгоревшего уголек Личину ее темнит.