Шрифт:
Было заметно, что он и себя причисляет к жертвам новой музыки. Это было понятно, так как деградация его голоса началась как раз с «Паяцев», и он сам недостаточно боролся против форсирования: в какой-то мере он терял границу между форсированием и энергией.
— Ярче, энергичней! Вы не поете, а полуспите! Пение
<Стр. 103>
не терпит вялости. Меня Николай Григорьевич [Рубинштейн] учил, что искусству надо отдавать себя целиком! — говорил Медведев.
При этом он повышал голос, глаза у «его начинали гореть и он вскакивал для показа. Затем спохватывался, проводил рукой по лицу и смущенно, с чарующей улыбкой говорил:
— Простите, голубчик, я погорячился...
Редко кому давая упражнения для дыхания (очевидно, только тем, у кого дело обстояло неблагополучно), Медведев так показывал фразу, что вместе с ее сущностью перенималась и манера равномерно выдыхать накопленный в легких воздух.
В искусстве подражательство не считается доблестью, но, право же, в периоды учебы подражание хорошему образцу — подражание, разумеется, осмысленное — не может не принести больше пользы, чем умнейшие рассуждения. Я не хочу этим сказать, что эмпирический метод преподавания есть вещь, а прочее все гиль (Грибоедов), но «прочее», то есть словесные объяснения без хорошего показа, я, последние десятилетия наблюдая за неудачами учеников Ленинградской консерватории, позволяю себе держать под сомнением...
Чего от нас в первую очередь требовал Медведев?
Головы и сердца, логики и тепла, то есть взаимосочетания и взаимоконтроля рационального и эмоционального начала.
Как и его учитель Самарин, Медведев говорил своим ученикам, что переживание обязательно породит и соответствующие тембр, и жест, и мимику.
— Нужно ощущать душу, человеческую природу героя, — повторял слова своего учителя Медведев, — и тогда все встанет на свое место.
— Певец — не граммофон. Бережливость — вещь очень хорошая, но она не должна портить живую жизнь, — прибавлял он в адрес маньяков звука.
Если вспомнить, как Ф. И. Шаляпин в своей книге «Страницы моей жизни» описывает занятия с Д. А. Усатовым, можно прийти к выводу, что примерно так же занимался с нами и Медведев.
После восьмого урока Медведев стал разучивать со мной Демона. Не отдельные арии, а целиком всю партию, которую он считал наиболее выгодной для так называемого
<Стр. 104>
лирико-драматического баритона, то есть Для такого, который должен петь весь баритоновый репертуар, за исключением, однако, нескольких (так называемых «русских») партий: Руслана, Игоря, Вязьминского («Опричник»), Владимира Красное Солнышко («Рогнеда»), а также партий сугубо крикливых, вроде Нелуско («Африканка»), Тельрамунда («Лоэнгрин»).
Партия Демона, мелодичная и расположенная в удобной тесситуре, не требует напряжения крайних регистров. Лишенная не только тесситурных скачков, но и особых темпово-динамических контрастов, она приучает к плавному и в то же время выразительному пению. К тому же музыка в отношении выразительности почти везде соответствует тексту, и их внутреннее семантическое совпадение помогает правильной фразировке.
В смысле порядка освоения партии Медведев распределял изучение номеров по признакам внутреннего единства. Так, например, я проходил подряд оба спора с ангелом, затем «Я тот, которому внимала» и «На воздушном океане», после этого «Дитя, в объятиях твоих» и «Не плачь, дитя» и т. д. Особенно долго мы задержались на арии «На воздушном океане».
— Эту арию надо петь по два, по три раза подряд — и так месяц, полтора, это разовьет плавность и в то же время послужит отличным упражнением для дыхания! — говорил мне учитель.
И действительно, после усиленных занятий этой арией я совершенно перестал думать о дыхании, вернее, перестал нуждаться в каких бы то ни было упражнениях.
Большое внимание Медведев уделял отрывку: «Что люди, что их жизнь и труд».
— Не думайте, что философский кусок нужно петь отрешенно. Первым делом отдайте себе отчет, жалко ли вам человека, посочувствуйте ему, — советовал он.
«Клятву» он приучал петь во все ускоряемом темпе.
— Это кульминация ваших речей. Ваша задача взволновать и покорить Тамару, заставить ее поверить вам. Постепенное оживление темпа, но только оживление, а не суета — одно из хороших средств для выражения своего волнения.
— Когда вы будете хорошо выпевать Демона и ваш голос будет на нем хорошо поставлен, — сказал он мне как-то, — тогда все остальное будет вам даваться легко.
<Стр. 105>
Только подвижность голоса нужно все время развивать и поддерживать: сама она ее приходит и легко теряется.
И предложил учить вальс Венцано, транспонируя его на кварту вниз.
Поучившись у Медведева несколько месяцев, я стал его частым посетителем, бывал у него во все праздничные дни дома и много с ним беседовал. Я видел, что он меня направляет верно, поскольку это возможно в работе с человеком, который разрывается между службой и классом. Но меня часто смущали разные «знатоки итальянского пения» и «пения без малейшего усилия». В результате их критики я однажды обратился к Медведеву с рядом претензий.