452 Рассвет полночи В тебе лишь стынет ала кровь.
– Не твой ли день?
– скажи: мирюся. Не скажешь; - небо! я страшуся. Пусть так!
– но жаль, что там в долине Еще фиалок не видать! Сердечно я принес бы ныне Букет тебе; - но их не знать; Прими хоть песенку в знак вечный! Прими!
– в ней дышет жар сердечный. Тогда, - как горесть дней прервется И в вихрях полетит мой прах, Уже мое не отзовется Название в твоих устах; Быть может, - дар сей не увянет, Переживет - и напомянет; Быть может, - бросив взор счастливый Нечаянно ты на него, Помыслишь: «Вот еще здесь живы Остатки слабые того, Кто не был иногда для казни Достоин взоров, - слов, - приязни!» А может быть, - из сожаленья Чтя столь печальные черты, Прольешь ты слезы умиленья И скажешь: «Как несчастен ты? Жалею о тебе сердечно!» И тут - простишь меня конечно.

Часть третья 453 245. МАЙСКИЙ ДЕНЬ. К ПЛЕНИРЕ С лазоревых небес горящих В сей ясный день бальзамный май На крыльях зефира блестящих На землю тихо свеял рай И вдунул жизни дух огнистый В брега Ипаниса камнисты. Там, - там вдали давно синеют Растущи купами лески; Но ныне ярче зеленеют; Ю Пройду сыпучие пески; Пройду чрез желтый скат в пустыне В сей малый мир, зеленый ныне! Там, - где лежат брега зелены, Уже торговля по волнам Под кровом братиев Елены1 Курит Ермию фимиам; Сын Майн, с облаком спускаясь, Приемлет жертву, улыбаясь2. 20 Напрасно волны разъяренны Ревут и мутят дно с песком; Кормы, надеждой воскрыленны, Стремятся в бездну за сребром; За ними вслед, клубяся, .дружной Валится с пеной вал жемчужной. 1 Известно, что братья Елены суть те близнецы, называемые Кастор и Поллукс, которые означают месяц май. 2 Ермий, Гермес, или Меркурий, был сыном Май, по имени коей назван сей месяц, в которой римские купцы обыкновенно приносили ему в жертву свой капитал как богу торговли, отправляя корабли с товаром.

454 Рассвет полночи Но где Миртид теперь?
– иль в поле? Иль ищет майску жизнь в тенях Или в богах весны?
– иль боле В драгих Пленириных очах? Там токмо зреть его с ней можно; В зеленой ночи видеть должно. Пленира\ - ты ли здесь?
– «Кинь взоры, - Миртид вещает, слышу я, - На живопись лугов, на горы Или на шелковы поля!
– Ты зреть должна красы такие; Утеха есть твоя стихия... Пойдем!
– оставь заботам слезы! Лесок твоей улыбки ждет; Здесь есть'пахучие березы, Где я хоть зрел вчера бурь след И слышал рев седой полнощи, Гремящий посредине рощи; Но ныне в тихой сей долине В улыбке вижу естество? Поди сюда!
– здесь, - в сей равнине Смеется майско божество! Здесь сама роскошь нам священна, Природой нежною внушенна. Ты слышишь ли, как под стопою Сей мягкий гнется мох твоей? Любуясь нежною ногою, Чуть-чуть противится он ей; Недавно бисером слезился И для тебя лишь освежился. Поверь!
– тебе там расцветает Тюльпан и расписной левкой, И ландыш в перлах выникает

Часть третья 455 Из люльки своея млечной.
– Вот юной Флоры воздыханье! Вот зефира в цветах шептанье! Тебе там песни филомелы В раскатах и дробях гремят; Тебе свистанья резки, смелы Из нежна горлышка звучат; Чу!
– гула хохотанье громко Среди холмов раздалось звонко! Тебе там жаворонок милый, Сын мая и певец весны, Трелит стихи свои унылы, Незрим средь синей вышины; Вот!
– здесь и бабочка порхает, Как звездка, над тобой мелькает! Ты зришь ли, как среди стремнины Кристальной резвится любовь И рыб подъемлет вверх пучины! Сребро горит в них, - рдится кровь; Пусть тень от облак там ложится! Но дщерь воды цветнее зрится. Там, - где, в ущельях с шептом льяся, Под тропкой прячутся ключи И где лишь бисеры, слезяся, Алмазны сыплют с трав лучи, - Кто с ветром взапуски стремится? Пленира\ - посмотри, кто мчится! Не зришь ли ты меж древ окрестных В прекрасных дщерях нимф живых Иль граций маленьких, прелестных, А в резвых отроках младых Божков бело-румяных, нежных, Но неповинных, безмятежных.

456 Рассвет полночи А здесь - приметь, как ходит томно Под смурой тению пастух И вслед любезной идет скромно; Надеждой оперяет дух; За ним вблизи Эрот лукавой Бежит и мчит стрелу с отравой. Пойдем!
– не там ли обитает Невинность, мир и тишина? Не там ли век златой блистает? Не там ли райская весна?
– Ах! нет, - не в ту цель сердце метит; В очах лишь милой небо светит. В тебе, - в тебе сей май блаженный Твердит мне, что златой был век, Но не златым дождем растленный, - В любви и простоте он тек; Пленира!
– призовем невинный Сей век хотя на час единый!» 246. СЕРДЕЧНАЯ БОЛЕЗНЬ ПРИ СОВОСПРИЕМНИЧЕСТВЕ Так, свет мой!
– ты, прияв со мною Дитя чужее в нежну длань, Невинну кажешь мать собою И материю готовишь дань; Сей долг и мил, и вдруг велик. Никто не спорит, сколь прелестно Сей раз сотрудницу принять И сколь намеренье небесно В младенце Ангела создать Иль в диком камне стройный куб.

Часть третья 457 Но я, - я сам уж должен ныне Из юноши дитятей быть, Везде вздыхать, - здесь, - в сей пустыне, И детских слез потоки лить, Небесны силы!
– вот мой рок! Небесны силы!
– сей ли будет В безвинных вздохах мне предел? Ужели цвет свой луг забудет, Когда лишь он позеленел? Ужли не может доле цвесть? Зависит ли от нашей власти, Чтоб меру чувствам положить, Пирамовой подобно страсти? Нет, боги!
– должно жить; Хочу еще быть человеком. Вы сами дышете любовью; Так дайте мне еще дышать! Еще хочу я греться кровью; Пусть тайно стану воздыхать; Но не мешайте чувств законам! 247. ИДИЛЛИЯ. ПЛЕНИРА Однажды в сумерки перед окном зимою Пастух с пастушкою шутили меж собою.
– Как эти на стекле прекрасны дерева? Такие пастуха слова: «Вот извивается кустарничек пушистый! Вот нечто и еще, - как будто холмик мшистый! А вот и сосенка стоит нагнувшись здесь! Пленира!
– помнишь ли, как быв в жару я весь, Поцеловал тебя под сосною такою?»

458 Рассвет полночи «Любезный!
– с тех-то пор считаю жизнь прямою; Да, - этот поцелуй, который ты мне дал, Как самый сладкий сот, в уста огнем втекал; Нет; я люблю, - люблю тебя безмерно». «И я люблю, - я все люблю в тебе... и верно, - Так он с улыбкой говорит.
– Смотри!
– какой прелестный тамо вид?
– Смотри! как бел снежок, покрывший все поля? Но шейка для меня - милее их твоя; Вон!
– яблонь под окном стоит! Она прелестны яблоки родит; Но нежности твои, - но груди наливные Милее для меня, чем яблоки такие; Ах!
– скоро ли, мой свет, дождемся мы весны, И скоро ль вместе мы стада пасти должны?
– Вон тот!
– вон тот лесок, где стадо отдыхало! Теперь без тени он, - не манит он нимало; Придет весна, - тогда он будет зеленеть; Приятной пустит дух, - тут будет птичка петь; А мы, овец в него пригнавши, - сядем сами И будем тамо все смеятся между нами; Там станем говорить: «Как нам скучна зима? Как грустно было все?» - Ты ведаешь сама.
– Спешат часы любви, - спешит весны дыханье, Вновь слышится меж уст дрожащих целованье; Приближься, свет, ко мне!
– как я люблю тебя?
– Не рано и теперь потешить нам себя; Так поцелуй меня, - весну зимой любя!» «Ну!
– эх! Дамон!
– см...отри!
– косынка ведь упала», - Вздохнув, Пленира отвечала.

Часть третья 459 248. ИДИЛЛИЯ. УНЫЛЫЙ МИРТИД, примечающий надежду в глазах пастушки во время собственного ея праздника Теперь сквозь свет зари багряный Лежавши на лесках туманы По синей тверди понеслись; Теперь пернатые, взвившись, Друг дружку томно поздравляют; Теперь блеющи поспешают Стада пастись на муравах; Теперь не спит свирель в тенях; Уж песни слышны на холмах.
– Прекрасны, веселы и скромны Часы пурпуровой зари! Один Миртид в печали томный, Седя на холмике вдали, На арфе строя песню тайну, Подругу грусти обычайну, И свежесть черпая часов, Излил такую душу слов: Он берет арфу и поет. «Как мил?
– как мил сей день прелестный!
– Но мне лишь горести совместны; Мне сетовать лишь должно - да; Пусть Дида день сей торжествует! Ах!
– пусть она весь век ликует! Пусть радуется навсегда! О Дида!
– будь счастлива вечно И побеждай сердца конечно!
– Узрев тебя, кто устоит?
– Узрев тебя, - кремнистый камень Издаст красноречивый пламень;