Шрифт:
– А всю разведроту во главе с капитаном Карпиным, что разоружила конвой спасать не надо?
– Это, я думаю, мы сами уладим, на месте а вот со старшинами сложнее… Тут у Онищенко личная обида…
– Да уж… Наворотили гору - не перелезешь… Только… Спустить все на тормозах уже не получится, Николаев… «Дивизионный контразведчик» «жаждет крови»…
– Товарищ генерал!.. Якушин самый опытный разведчик полка! Всю войну прошел! Единственный на весь полк полный кавалер «Славы»!.. Неужто отдадим его?!! Нельзя же так!
– Уже не единственный, полковник… Вечером с пакетом из штаба армии пришла «Слава» 1-ой степени на твою Морозову… Вашу мать!..
Генерал замолчал на минуту, видимо принимая нелегкое решение, а потом «вынес приговор»:
– Значит так, полковник… С этим орденом, для Морозовой, придется повременить… Пусть у меня пока полежит, до поры, до времени… Ни о каком представлении ее к Герою, сам понимаешь, теперь уже не может быть и речи… Ее-то я у конразведчиков отвоюю - она со своей винтовкой нам в очень скором времени может очень понадобиться… А вот с Якушиным… Его придется этому крокодилу Онищенко отдать, полковник… Тут без «крайнего» теперь не обойтись, а он виноват по всем статьям!..
– Было видно, что и генералу далось это решение нелегко.
– Одно могу пообещать, что судить его военным трибуналом не будут… Об этом я с подполковником договорюсь - пойдет Якушин рядовым в штрафбат… Это все, Николаев!
– Когда нам ждать Онищенко, товарищ генерал?
– Голос полковника стал каким-то глухим и утробным.
– Думаю, примерно через час… Я за это время поговорю с «дивизионным контрразведчиком»… - Ответил генерал.
– И еще, полковник! Как только этот ухарь прибудет, сразу же свяжись со мной - это приказ! А то, как бы вы там всем скопом еще больших дров не наломали! А я его успокою! Все, Николаев, конец связи! Жду твоего звонка!
Полковник положил трубку на аппарат, и посмотрел на Якушина:
– Вот так, Петр Степаныч… Даже комдив ничего больше для тебя сделать не сможет…
– Значит, штрафбат… - Ответил старшина-разведчик.
– Ну что ж… Знать судьба у меня такая…
И стал снимать с гимнастерки свои награды…
Все присутствующие в кабинете смотрели на него во все глаза, не понимая, для чего он это делает, пока он не достал тряпицу, и не заверну в нее все награды:
– Вот, Зоя… - Проговорил он, протягивая сверток Морозовой.
– Будем считать, что я ушел в «поиск» за линию фронта… Не хочу, чтобы они «смершевцам» достались… Ванины награды ведь тоже у тебя… Вот пусть и мои будут рядом… Сохрани их, Зоя… Как память о старшине Петре Якушине… Там и адресок мой есть, что в селе Княжичи… Если что, так потом, после войны, Надюшке моей передашь, и все расскажешь, как оно было, есле найдешь ее, конечно… Чтобы небыла она женой предателя и труса…
– Хорошо, Петя… - Из глаз Морозовой выкатились две скупые, но очень горькие слезы.
– Я все сделаю…
– Вот и добре, Зоя… - Улыбнулся вымученно старшина.
– А я… Так чего уж теперь-то… Виноват - отвечу… Штрафбат, так штрафбат… Война совсем скоро уж закончится… Глядишь, может и выжить сумею…
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент…
…По окнам кабинета мазнули желтым светом автомобильные фары, и перед крыльцом штаба полка образовалась какая-то суета…
Полковник Николаев подошел к окну, выглянул на улицу, а потом обернулся и проговорил тихо:
– А вот и Онищенко со своими архаровцами… Слетелись стервятники на легкую добычу!.. Но только мы еще потрепыхаемся, мать вашу!!!
Старшина Морозова вскочила со своего стула, подбежала к окну, и замерла, глядя на происходящее там, на улице…
А там…
Видимо Онищенко придумал для себя свою личную, «маленькую войну»…
За окном, перед штабным крыльцом из кузова полуторки выпрыгивали на землю солдаты в фуражках, и тут же разбегались в стороны, занимая «круговую оборону»…
А по коридору уже бухали тяжелые сапоги множества ног…
– Ну, вот и дождались воронов… - Проговорил полковник.
– Что ж… Будем отбиваться…
Дверь кабинета командира полка отворилась без стука и настежь, словно ее пихнули ногой - в «лучших традициях» НКВД…
– Всем оставаться на своих местах!
– Раздалась громкая команда офицера, а несколько бойцов в фуражках уже «просочились» за его спиной в кабинет, и рассредоточились по его периметру.
– Спецоперация дивизионного «Смерша»!..
Старшина Якушин, судя по всему, вложил в свои два удара всю ненависть и презрение к капитану Онищенко…
Теперь лицо этого молодого хлыща узнать было довольно сложно…
За эти 3-4 часа, прошедшие с момента «нокаута», вся левая половина лица не просто приобрела темно-лиловый оттенок, заплыв огромным синяком, но и челюсть его распухла настолько, что обвисла в левой стороны как большой брыль у бульдога…
Да и говорил капитан Онищенко теперь не так бодро, как недавно, и не так внятно, с трудом выговаривая слова: