– Тем же, чем и мы. Смотрит на снег и балдеет. По телевизору ничего хорошего нет, а читать нечего. Вот, дочитал мою писанину.

– Давай еще одну песню выучим? Что ты знаешь о зиме, кроме "Снежинки"?

– Мне и то, как мы исполняем "Снежинку", не нравится, - сказал я.
– Поешь ты прекрасно и с каждой песней все лучше. А вот музыка... Не хватает пианино с гитарой, совсем не так она звучит! Песни-то я знаю, но не все можно нормально исполнить. Можно разучить "Три белых коня", но там должна звучать труба... Слушай, у меня появилась мысль. В Минске навалом небольших музыкальных коллективов. Можно договориться с одним из них через мою крышу. Аранжировку для своих инструментов они сделают сами. Разучим с десяток песен и запишем у Самохина.

– А никого не удивит, что из тебя сыплются песни?

– Пока все молчат, а мы уже шесть песен исполняли и седьмую спели для комиссии. А пока все подготовим, еще несколько месяцев пройдет. Люсь, ты кем хочешь стать? Не певицей?

– Я еще не определилась. Но петь мне нравится. Дыхательные упражнения и мантры я делаю регулярно, сама заметила, как усилился голос.

Я тоже заметил. У нее и раньше был красивый голос, но слабый. Сейчас у нее был не голос, голосище!

– И твой голос продолжает меняться, - сказала она.
– Когда ты пел в городке, все были в восторге от самих песен, а не от твоего исполнения, а сейчас поменялся тембр. Еще не Магомаев и даже не Трошин, но твое пение уже приятно слушать. А что ты имел в виду, когда говорил о крыше?

– Детективы нужно читать, - нравоучительно сказал я.
– Возьми у моей мамы, у нее их целая полка. Крыша - это покровители. Завтра я попрошу передать мою просьбу. Будем лепить из тебя народную певицу, а репертуар я на сто лет вперед обеспечу.

К утру пурга прекратилась, и дворники спешили очистить от снега тротуары, пока народ еще сидит по домам. К нашему выходу в школу дорожки выскребли почти до асфальта.

– Красота!
– говорил я друзьям.
– В городке я бы сейчас перся через сугробы и набрал снега в ботинки.

– Зато у нас зимой на физкультуре ездили в лес, - сказала Люся.
– Помнишь?

Как я мог не помнить? В школе было много лыж, и наш физрук частенько вместо урока загонял нас в лес. Это было классно, особенно если не нужно было прокладывать лыжню. В конце урока девчонок забрасывали снежками и ехали в школу сдавать лыжи и забирать портфели.

– Да, - ответил я.
– Здесь так не покатаешься, зато у нас был хуже каток.

– Что толку говорить о том, что было, - недовольно сказал Сергей.
– Было и сплыло. Давайте идти быстрее, а то мы с вами постоянно прибегаем к звонку.

Во втором полугодии мы уже окончательно стали в классе своими, а я на большинстве уроков мысленно шлифовал текст книги и не сильно тяготился учебой. Легко было говорить Семену, что я маюсь дурью. Не мог я целые дни оставаться без Люси. Я, даже сидя на разных партах, чувствовал ее присутствие. Мы еще в самом начале хотели сесть за одну парту, но девчонки, с которыми мы сидели, пересаживаться отказались наотрез.

– Ген, дай посмотреть тетрадь по алгебре!
– подкатил ко мне Витька Дроздов.

– Списывать не дам, ты же знаешь, - ответил я.
– Объяснить решение могу. Не хочешь? Тогда иди лесом.

– Говорят, ты знаешь много анекдотов, - подошел Олег Вешняков.

– Кто это говорит?
– едва не подскочил я.

В этой школе я не рассказал ни одного анекдота и не собирался этим занимаеться.

– Ее сестра, - кивнул он на Люсю.
– Она сейчас весь второй "Б" ими смешит. Даже что-то рассказала своей классной. Говорят, та смеялась.

Ответить я не успел: прозвенел звонок. После окончания химии на алгебру мы пошли с первого этажа на второй. Когда проходили мимо учительской, из нее вышла директор.

– Зайди!
– сказала она, возвращаясь обратно.

Я зашел следом в учительскую, в которой, помимо Анны Гавриловны, находились еще несколько учителей, в том числе и наша классная.

– Что это еще за история с анекдотами?
– строго спросила она.

– Могу поклясться чем угодно, что в этой школе я не рассказал ни одного анекдота!
– торжественно сказал я.
– Я слишком дорожу своим временем.

– А при чем здесь время?
– не поняла она.

– Все люди почему-то любят смеяться, - пояснил я.
– В той школе, в которой я раньше учился, мне не давали проходу ни школьники, ни учителя. Даже директор один раз попросил рассказать анекдот. Неприличных, кстати, не было ни одного. А вы почему спрашиваете? Из-за младшей Черезовой? Так я о ее рассказах ничего не знал. Сегодня же вправлю мозги.

– Насчет директора соврал?
– не совсем педагогично спросила она.