Шрифт:
– Фернандо, стань на наше место: нам надо рыбу сдать, загрузить лёд, довезти до Байгоррии и плыть тринадцать-четырнадцать часов, и мы кажду неделю плывём в пятницу, чтобы сдать в субботу. Но мы приплываем на табор толькя в понедельник вечером, а там рыба пойманна ждёт льда. – Он извиняется.
На другой раз ишо хуже. Привозим рыбу, его нету, всю ночь прождали, всё нету, телефон выключенной, в одиннадцать часов я не вытерпел, поехали в телефонку [246] бразильску звонить Карлиньёс. Дозвонился и сказал:
246
В пункт телефонной связи, исп. telef'onica.
– Мы так работать не можем: он празднует, а мы мучимся.
– Хорошо, я всё налажу.
Андрияна я оставил у Фернандо на ограде. Когда вернулся, Фернандо извиняется, что толькя что приехал, а Андрияна он не видел. Андриян мне сказал, что всё врёт: толькя что стал с постели. Да, глаза заспаты. Мы промолчали, рыбу сдали, Андриян распсиховался и больше не поехал сдавать, пришлось мне одному ездить с водителям. Но история продолжалась, и Карлиньёс ничто не мог сделать, а Фернандо запугивал:
– Не будете сдавать рыбу, вообче на границу не сможете привезти.
Но уже стало тепло, можно вернуться в Сальто. Андрон отличился во всём, молодец, ето парень замечательный, кроткий, послухливый, угодительный, мы его сполюбили.
На Байгоррии что ростют осетра, потеряли много рыбы. Пошли бури, прорвало садки, и осетёр ушёл. Мы его ловили внизу уже по шесть-семь килограмм, и даже попадался с икрой. Но хозяева сумели достать с России другого сьентифика, Михаила Рогова, жена Елена, он всё наладил, и у них дело пошло. Ему плотют месячну зарплату в размере тысяча пятьсот долларов, а жене девятьсот долларов, он за все ети года запускал мулькёв, и у них уже пошла прибыль. Нонче оне сдали на два милливона долларов, но с каждым годом ето растёт, на будущай год перспектива на пять милливонов долларов, а на следующай двадцать милливонов долларов, ето очень шикарный бизнес. В Россий осетёр вырастает за двадцать три года, во Франсыи за семнадцать годов, а в Уругвае за пять лет, ето всё значит климатические условия. Спрос с чёрной икры большой, а её как капля в море, не хватает. С моёй точки зрение, Аргентина Рио-Негро подошло бы – самый благоприятный климат для осетра и лосося. Хороший бизнес, но грошей нема. Михаил – хороший мужчина, но жалко, что лишного пьют, может потерять работу.
18
Стало тепло, траир ушёл вглубь, мы переехали в Сальто домой, стали рыбачить дома. Степанида звонит Андрону: «Ишши невесту», но он стыдливый. Она настаивает брать у Берестова Фёдора или у немса Вагнера, думаю: ошибку делаешь, сестра, опять будет дискриминация, мне его жалко. Стал говорить Марфе, она подтвердила. Через два-три дня Марфа мне говорит:
– Слушай, у сестре Ксении дочь Анютка, девка красива, кротка, спокойна, угодительна.
– Вот ета подойдёт. А как можно помогчи? Но чтобы нихто не знал.
– Я позвоню к сестре.
Марфа позвонила, с Ксенияй договорились, и через два месяца Ульян с Ксенияй привезли Анютку в Уругвай. Я Андрону рассказал подробно, хто Фёдор, хто Немец и хто Ульян, девчонка кротка, угодительна, а те горды.
– Смотри сам, езжай праздновай.
Он уехал, через месяц вызывает мать, а сам ишо не сватал – стыдно. Но Анютку он сполюбил, и она его также, но боятся друг дружку. Степанида приехала, пошли сватать.
– Ну что, сватать?
– Сватать.
А жених ишо не подходил к невесте. Мать пошла, расправилась с ними и привела их обоих. Ульян стал спрашивать у Андрона:
– Ты её берёшь по любви или тебя заставляют?
– Нет, я сам, я её люблю.
– А ты, Анютка?
– Я тоже его люблю.
– И хочешь за него выйти?
– Да, ежли отдашь.
Ульян сказал:
– Раз оне сходются воляй, я ничего не могу сказать против. – Ксения также.
Свадьбу сыграли, меня приглашали, но я не поехал: перво надо дело довести до конса.
Моё дело дошло до соборов, многи одобрили и сообчили: пускай решает уругвайский собор. Коля старался, всем звонил, по всем странам и всех разжигал, что я не покаялся, всё вру, само главно утаил. Но я был спокойный, моя совесть чиста, пускай хоть сколь кричит, но он уже силу потерял, всем уже надоел. Ето всё решалось медленно, и я не торопил, уже отвык от народу и деревняв, всё мне стало постыло, вижу всё лицемерство и несправедливость. Куда ни пойди – всё хорошо, как обратись к нашим староверам – всё не так. Оне мне опротивели, да и сердце стало слабо, как услышу ето лицемерство, сразу стаёт худо, поетому стараюсь избегать встречи.
Степанида посылает Федотку и Мишку к нам на рыбалку, Андрон с женой уехали в Боливию, мы с Андрияном разделились, потому что часто психует, он забрал себе Федотку с Мишкой, я остался с Софониям и с Никитом, и Ларионка не отстаёт, рвётся на рыбалку, самому восемь лет, а такой шустрый, нигде не присядет.
Звонит Илюшка с Боливии, просится на рыбалку. Вот, думаю, момент привести его на собор, говорю:
– Приезжай, рыбалка ничего идёт.
Оне приехали, у них уже три дочери, у Андрияна три сына, у Алексея сын. Я Илюшке дал пятьдесят процентов, чтобы ему помогчи, он старается помогчи и угождает, Андриян злится, что опять ему помогаю.