– Детки, потерпите ишо маленькя, всё скоро раскроется, толькя ради Христа молитесь Богу.

В воскресенье я исключил Василия от своей группы. Алёша посмотрел на всё на ето и сказал:

– Я думал, в вашай обчине боле порядок, но вижу, такой же бардак, как и у нас. Дак зачем мы будем переходить к вам?

– Алёша, сам знаешь, везде правду не любят и безответных давят. Сам видишь, что мене приписывают. Ты полный свидетель.

– Да, Данила, ужас.

На другой день мы с Алёшай отправились в АПК к Севальневу, решали некоторы дела. Когда кончили, стали выходить, что я вижу: Василий сидит в приёмной. Меня всего обварило, но я не растерялся, развернулся и говорю Севальневу:

– Алексей Анатольевич, у нас ишо не всё решёно.

– Данила Терентьевич, в чём дело?

– Василий, заходи. – Ему неудобно, но он встал и зашёл. – Василий, ты зачем пришёл суда? – Молчит. – Что молчишь, говори.

– Я пришёл работу искать.

– Но зачем было всё ломать? Можешь начинать, но не в етой области.

Я при Севальневе всё ему высказал, он не возразил, Алёша тоже высказал. Севальнев должен бы сказать, что проект ето мой, но он начал вилять душой и давай предлагать ему разные бизнесы и дом строить в нашей деревне. Я со всёго етого понял, что Василий уже не первый раз здесь, – значит, чиновники играют в карты с нами. Я задумался, у меня руки опустились.

В обратным пути мы заехали к Селютину, у них проект был готов, оне дали мне копию. Я дома стал рассматривать, позвонил Якуниным, рассказал о проекте, оне мне ответили:

– Приезжай, надо всё ето выяснить и поговорить.

Я указал, в какой день приеду. Но мне стало хуже и хуже, Марфа решила везти меня в больницу, но я отказал и сказал:

– В здешных больницах толькя угробят, лучше помирать дома.

Я сляг в постель, Марфа домашними средствами как могла, так и лечила. У меня три приступа было, и я пролежал десять дней. Звонки телефона я не принимал, и семья не отвечала. Срок вышел, я в Москву не приехал, Якунины звонили, но ответу от меня не поступало. Когда мне стало лучше, семья собралась, у них было всё решёно, оне ничто мне не стали рассказывать, чтобы не волновался, но заявили:

– Зачем нам милливоны – чтобы ты в гроб ушёл? Нет, оздоравливай, и поедем отсуда – или обратно в Уругвай, или в тайгу.

– Да, вы правы. Пускай забирают проект Василий с тестям. Обратно в Уругвай я не согласен, а в тайгу – да, поеду. А Георгий как?

– Он давно собрался уезжать, не может терпеть ети несправедливости.

– Хорошо, мне надо рассеяться. Я поеду в Красноярск к директору заповедника, там уже был предлог.

Я позвонил Рассолову Александру Григорьевичу, директору Шушенского заповедника, спросил, помнит ли он меня. Он ответил:

– Да, конечно помню. Вы где потерялись?

– Да вот не можем разобраться с политикой. Мы собрались к вам съездить и посмотреть, где именно вы хочете нас устроить.

– Приезжай, мы как раз через неделю собираемся ехать в заповедник.

– Хорошо, я через неделю буду у вас.

Стал звонить Якуниным – нихто не отвечает, пробовал на все телефоны – нет, трубку нихто не подбирает. Да, я обидел их, и хто я перед ними – муха, да и всё. Оне такого уровня, а я нихто.

За ети пятнадцать – двадцать дней нам привезли зерна, муки. Но что же ето продукт? Сразу понятно, ето не с магазина, но с разных фирмах.

– Алёша, разберись, откуда етот продукт.

– Хорошо, Данила, я разберусь.

Я всё проверил, наказал Андрияну, и отправился в путь. Ишо пробовал звонил Якуниным, но трубку нихто не подбирал. Да, я обидел их крепко. В Москве взял билет в Абакан и позвонил Рассолову Александру Григорьевичу, дал координаты моего поезда и отправился в путь.

В пути стал размышлять о проекте. Да, полный обман, оне всё делали без моего разрешение и указывали, что нужно и что не нужно, и толькя на начин двенадцать милливонов долларов. Вот как отмывать деньги. И очень просто: нас заманют, повешают на нас долг и будут диктовать как хотят. Вот почему скорея надо получить мне гражданство, чтобы привязать навсегда. А Василий – ето запасной вариянт, у его гражданство Российской Федерации, поетому он нужон. Как умно всё продумано. А Василий лезет – ну лезь, я всё тебе отдам.

Через семьдесят пять часов прибываем в Абакан, мня стречает друг Рассолова, пожилой мужчина лет шестьдесят пять, ето Абрикосов Владимир Фёдорович. Он стретил как родного и повёз мня в Шушенское. Там уже поджидали. Рассолов Александр Григорьевич:

– Ну что, Данила, решил всё-таки приехать к нам?

– Да, Александр Григорьевич, надоело возиться с политикой. – И я кратко рассказал, что у нас получилось.

– Да, Данила, у нас в России у чиновников голова работает наоборот. Что бы дать возможность народу работать? Оне создают каки-то непонятныя условия и давют страну, поетому надо подальше от них.

– Да, я согласен с вами, Александр Григорьевич.

– Данила, давай перейдём на ты, ето будет прошше.

– Ну что, давай.

И мы отправились в заповедник. Да, здесь холодно, в Белгороде снежок маленькяй и даже тает, ну, минус десять – пятнадцать, а здесь тридцать два минус. Мне дали теплую одёжу, «термико». До ГЭСа сто двадцать километров, и там по Енисею двести двадцать километров по льду на воздушной подушке, нет никакой сивилизации, всё горы, и река, и снег. Мы к вечеру попали на кордон, где у них дома. Тут снегу мало, но холодно. Дома у них тёплы и новы, толькя что построены. Утром стали, термометр показывает тридцать семь минус. Я вышел на улицу – за каки-то минуты у меня борода застыла сосулькями. Да, вот она, родная Сибирь, когда-то проживали наши деды. Александр Григорьевич знал, что мы с миром не кушаем, предложил мне консервы и нетрогану посуду и похвалил: