Шрифт:
Вызвали меня в контору, стали спрашивать, чем бы я хотел заняться. Я ответил:
– Вышивками. – Принёс, показал свою работу, ето сразу одобрили и спросили:
– С каким смыслом хочете заняться етим делом?
Я сказал:
– Хочу учить.
– И имеешь практику? – Показал отрывки газет в Боливии. – Ого, тебе повезло! А сколь время хочешь уступить на ето дело?
– Чем ни больше, для меня лучше.
– Хорошо, мы возмёмся за ето дело, мы чичас организавывам выставки, и участвовают таки же лицы, как и у вас проблемы, ето разные рукоделие.
– Хорошо, мне ето интересует.
Я стал ждать, но не сидел склади руки, ходил в публику со своими картинами, показывал и вышивал, делал рекламу, иголочки продавал, нитки, пяльчики, и кака-то копейкя стала появляться. В огаре, что я жил, принадлежит католической церкви, ето называется «Каритас» [222] , суда поступает пожертвования со всего мира, и в Буенос-Айресе таких огаров шестьдесят восемь, но самый лучший – ето где я нахожусь.
Вскоре мне выдали субсидию в размере восемьдесят долларов в месяц, дали помещение учить в школе. Я стал учить, но ето были все старушки, у них малый интерес научиться, абы время провести да с кем-нибудь поговорить. Я с ними мучился, но они мня сполюбили, и ишо приходили женчины по моёй рекламе и с выставок. Несколько раз женчины пытались завести со мной интимную дружбу, но у меня интересу никакого не было. За свои похоти заработать двадцать лет правила – Боже упаси, да под старость зачем всё ето? Нет, никого мне не надо, так проживу.
222
Лат. caritas – милосердная любовь к ближнему. Этим словом в католических странах называются организации, занимающиеся благотворительной деятельностью.
В огаре восемь человек русских, недавно приехали с России, на чё живут, не знаю, но каждый день приходют пьяны, и конфликтивны, их с многих огаров уже выгнали, и отсуда сулят выгнать. Оне ко мне приставали, но я сторонкой от них. Один парень пожилой тоже был в сторонке, он часто на меня поглядывал и однажды не вытерпел и сял возле меня ужнать. Завёлся разговор, дале-боле, мне он понравился, грамотный, порядошный и вежливый. Я ему тоже понравился, у нас пошла дружба. Ето был Юра Цуканов, он с Украины, город Донеск, старший помощник морского флота, двадцать четыре года проплавал в море, но чичас на Украине нет работы, нечем жить.
– Но зачем [223] ты выбрал Аргентину?
– Визу в Европу не дают, толькя приняла Аргентина, и чичас здесь в Буенос-Айресе русских и украинсов масса. Хошь, познакомлю?
– Нет, спасибо. Сколь вижу, всё пьяны.
– Да, ето правды, но у меня есть и порядошны друзья.
– Ето другоя дело.
– Хочу познакоить тебя с Надеждой Петровной, ето грамотноя лицо, простая и добрая, она тебе понравится, и ты ей понравишься.
– Как ты знашь?
– О, Данила, вижу, хто ты есть, ты чистая русская душа. Вижу в тебе сказку. Твой обряд [224] – борода, точки зрение на жизнь, твоё поведение – чисто русский исторический человек.
223
Почему.
224
Облик.
– Мы уже являемся потерянными.
– Едва ли найдутся таки люди, как вы, в России.
– Да вы что чушь городите?
– Да, Данила, съезди в Россию, тогда поймёшь.
Юра позвонил Надежде, сказал, что хочет познакомить со мной. Она пригласила, мы поехали, познакомились. Да, порядошна женчина, грамотна, бывшая директор орбиты спутниковой в Хабаровске, живут уже два года в Буенос-Айресе, уехали с России, потому что остались без работе и мафия им покою не давала, часто сына избивали, вот оне и решили уехать из России. Муж столяр, Владимир, сын Алексей учится вышняму образованию и работат с отцом, Женькя учится, но живут скудно, в рестраврации гостиницы как сторожами. Показала мне фильмы, как она жила в России. Ето с такой высокой уровни упасть в такую яму – бедняжка, как она всё ето терпит, работы не может найти. Мы с ней часто стали обчаться.
Однажды идём с Юрой от Надежде уже ночью поздно, идём нимо садика, смотрю, лежит наган. Подхожу, наклоняюсь, Юра закричал:
– Не тронь!
Я остопорил [225] , думаю: что такоя? Слышим, гудок сирены полиции, подлетают две машины, выскакивают несколькя полицаяв, кричат:
– Руки вверх!
Я напугался, поднял руки, подбегают – наган лежит на месте, я не успел его тронуть. Документы мы показали.
– Вы куда?
– Вот адрес, находимся в огаре «Каритас».
225
Остановился.
Смотрим, оне нервничают, офицер закричал:
– Марш!
Мы пошли, я не могу понять, в чём дело, Юра говорит:
– Эх, Данила, чуть не попал за решётку.
– Почему?
– Что, не понял? Етот наган преступника, а ето оне и хочут найти виновника, им нужны отпечатки пальцав.
– Как ты знашь?
– Немало навидался в своёй жизни.
– Дак вот как ишо бывает!
На днях разговорились насчёт огаров, Юра говорит:
– Етот самый наилучший. Ты бы посмотрел, что делается в других, – один бардак.
– Да, я вижу, нихто не думает о будущим, а как бы провести день.
– Ето не то слово, оне живут в одном огаре, провинятся, их выгонют, оне идут в другой, и так года идут.
– Дак ето же тюрма.
– А им что: поят, кормют, спят в тепле, им больше ничего не надо.
– Юра, я заметил, что «Каритас» живёт в-за счёт етих бездомных.
– Ето верно.
– Я зашёл в доверие в етим огаре, мня поставили главным разгрузчиком пожертвования. И сколь жертвуют – ето на удивление, всего разного множество, но пользоватся кака-то кучкя, а указывают, что всё ето для бедных, но на самом деле бедны видят рожки да ножки, а хто-то жихрует.