З а н а в е с

В е д у щ и й. Мне мама тоже говорила: «Вадик, думай умом...»

Акт второй

Сцена разделена на две части. Зрителю даётся понять: жилищные условия семьи улучшены. В одной комнате стоит шкап-купе с антресолью. В другой – телевизор «Рубин» и новый диван-книжка «Шатура».

В е д у щ и й. Брак длится уже двенадцать лет. Худо-бедно поднялись по социальной лестнице: О н – прапорщик ГИБДД (ГАИ), сладкое, по-прежнему не ест, хотя налево погуливает... О н а – продавец-кассир в универмаге. За весом тела не следит. Тем более, бросила курить после рождения второго ребёнка.

О н а ( в телефон). Ещё раз завалится под утро, я Хачику дам. Вот ей богу! С к-е-ем? Ка-кая проблема... ой, не смеши! Людку-то? Видала... на скверу с бобиком: «Арнольд, Арнольдик...» Тьфу, курва!

В е д у щ и й ( шёпотом из будки суфлёра). Зина, ближе к тексту...

О н а. Да пошёл ты... ( продолжает с соседкой) Я и говорю – лярва. Вчера Вовка прибегает: мам, папка сказал в гараж, а сам... опять... Только мой пентюх и позарился: тощая, коза драная, б... ё...я.

В е д у щ и й ( громким шёпотом из будки суфлёра). Зин, не выходи из роли.

О н ( приятелю по телефону). Расползлась как колода... в декрете на моём горбу... губа не дура. Ну! Воспитывал! А толку? Синяк замажет и – снова с пузом... К Людке? А спиногрызы? Подрастут, блин, вообще – хана ( глотает пиво). Алименты... Нет понятья ( надевает фуражку, берёт жезл и направляется к двери).

З а н а в е с

Акт третий

В е д у щ и й ( прохаживается у рампы и философически изрекает в зал). Стерпится – слюбится. Любовь – не морковь. Знал бы где – соломки подстелил... Послушай, Зин, сгоняла б лучше в магазин... ( Останавливается в позе: эврика!) Жизнь прожить... не поле...

Наши герои ждут раненького внучка... В семье есть и другие перемены. О н получил в ДТП перелом нижних конечностей, развился диабет, потянуло на сладкое. Оформили инвалидность и уволили из органов... О н а завсекцией в «Пятёрочке», у Хачика. Крутится белкой – дети, внуки. Похорошела. Держит мазу.

О н. Права была мать, покойница ( истово крестится, закатив глаза). Будешь от ей, говорила, всю жизнь терпеть... Не послушал, мудак. Вот и терпи... С толчка слезла, нет, руки помыть – на кухню... А вчера? Врача на мат послать! Это культурно? Мало я тебя... воспитывал, чучундра хренова!

О н а. А-а! Вот ты как запел... Не надоело мать вспоминать, нехристь? Некультурно тебе – так поди пробздись, погляди на себя, козёл. Я ему и сиделка, и лежалка-подмывалка, а он, блин... Это по-человечеству? Или как?

В е д у щ и й ( из будки суфлёра). Па-а-прашу держаться текста, вашу мать!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Кухня после ремонта. За окном зимний вечер. О н и О н а за чаем.

В е д у щ и й ( сидит в глубоком кресле, на голове – парик с обширной лысиной, что должно символизировать неумолимое течение времени). Девять лет спустя.

О н ( позёвывая после сна). Ну и сел... в обратную сторону. Задремал... Позвонить бы: Зин, мол, перепутал, не туда. Хлоп-хлоп, мобилу забыл, мать честная... И ты не доглядела...

О н а ( стоит перед ним фертом – руки в боки, улыбается незлобливо). Вали всё на Зинку... Она здоровая, всё снесёт.

О н. Да это я так... к слову. Подлей чайку, Зин.

О н а. А памперс надел? Помочь? А то задремаешь и опять... В поликлинику один чтоб ни-ни. Бери оладьи-то, горе моё. Да с медком...

В е д у щ и й ( кряхтя, поднимается). Налей-ка и мне чашечку, Зин!

З а н а в е с

Февраль 2011 г.

В НЕТЯХ

Зияющий провал. Дыра небытия. Время, пространство – нераздельно. Мутнозелёная бездонная тьма то сгущается, то сходит на нет. Звон в ушах, сдавленное дыхание, будто ушёл под лёд, перестал быть. Или вот-вот перестанет. Исчезнет до конца.

Мощный в живых существах инстинкт самосохранения сокрушён, уничтожен.

Но свет острой полосой изредка ещё проникает, панцирь льда распадается, приоткрывая полынью пугающей реальности. Оборванные охвостья опасности ещё чуть шевелятся, истончённые ледяные кромки меркнущего сознания скалываются звенящими пластинками, рушатся в мелкое крошево, не позволяя ухватить – что это?.. я?.. где?..